– Не нужно ничего доказывать. Может быть, тебе просто стоит ему довериться.
– А как насчет мамы? Мне и ей стоит довериться? Она ведь всю жизнь мне врала. Я дико злюсь, и из-за этого ощущаю себя виноватой, ведь она больна. – Я откидываюсь назад, на диван, и смотрю в потолок.
– Понимаю. Я бы тоже злилась. Но тебе не кажется, что они имеют право знать о ее болезни?
– Кто?
– Ее родители.
Я киваю. Знаю, она права.
– Ты сможешь завтра позвонить Ксандеру и достать для меня их контакты?
– Ты не хочешь с ним разговаривать?
Я закрываю глаза ладонями.
– Нет. И, пожалуйста, не говори ему о том, что с мамой. Последнее, в чем я нуждаюсь, так это в том, чтобы он заявился ко мне из чувства вины.
– Да, конечно. Я все сделаю. – Она сползает на пол и кладет голову рядом с моей. – Почему бы тебе не попробовать вздремнуть? Я посижу на телефоне.
– Я не могу спать.
– Хочешь, я позову Генри? Он может поиграть на гитаре. Может, это отвлечет тебя на некоторое время.
– Сейчас половина четвертого утра. Тебе не кажется, что он уже десятый сон видит?
Она проверяет время на телефоне.
– Скорее всего, нет. Он сова.
– Думаю, ночь заканчивается в два. Должно быть, он рано-утренняя сова.
– Почему ночь кончается в два?
– Не знаю. Обычно это самое позднее время, когда я ложусь спать, так что это конец ночи.
Она смеется и отправляет смску.
– Если он ответит, то не спит, если нет, значит дрыхнет.
– Вау, довольно научный способ определения, спит ли человек.
Она играючи дает мне подзатыльник.
– Рада, что ты не растеряла сарказм.
***
К утру я решаю, что Генри все-таки очень приятный парень. И я рада, что Скай смогла разглядеть в нем что-то еще, кроме его вздернутого носа. Я засыпаю под звуки гитары.
Распахнув глаза, я вижу, как Скай, болтая по телефону, расхаживает по комнате. Сонливость снимает как рукой, когда до меня доходит, что происходит. Я вскакиваю с дивана и чуть не спотыкаюсь о Генри, который мирно спит на полу. Она замечает, что я направляюсь к ней, и, качая головой, машет рукой, а затем беззвучно произносит: «Ксандер», я сразу же разворачиваюсь и плюхаюсь на диван.
Надеюсь, она узнает контакты бабушки с дедушкой без особых проблем, а потом он может катиться на все четыре стороны.
– Нет, – говорит Скай. – Она спит.
Который час? Я сползаю и переворачиваю часы на запястье Генри, чтобы посмотреть время. Половина одиннадцатого. Вау. Я спала целых пять часов. Тогда почему у меня до сих пор такое ощущение, будто кто-то заехал дубиной мне в лицо? И почему Скай все еще висит на линии? Сколько требуется времени, чтобы записать адрес и телефон?
– Ксандер, пожалуйста. – Слышу я ее слова. Она слишком милая. Будь я на ее месте, у меня уже давно был бы их номер. Может быть, мне стоит позвонить в больницу, вместо того, чтобы ждать. Я осматриваюсь в поисках телефона, но потом понимаю, что он у Скай. Почему она не воспользовалась собственным мобильным? Что, если прямо сейчас пытаются дозвониться из больницы? Моя злость на Ксандера возвращается во всей красе.
– Нет, – со вздохом говорит Скай, что звучит слишком мягко. Я собираюсь было встать и забрать телефон, когда она говорит: – Спасибо тебе. – И записывает что-то на листочке в руках. – Да, конечно. Я ей передам. – Она вешает трубку.
– Передашь что?
– Что он хочет с тобой поговорить.
– Как мило. Вот только я не хочу с ним разговаривать.
– Знаю. – Она протягивает мне клочок бумаги, затем присаживается на корточки возле Генри и поглаживает его по щеке. – Генри. Просыпайся.
Я пинаю его, и он резко просыпается.
– Иногда тебе нужно быть немного понастойчивей, Скай.
Она закатывает глаза, но улыбается. Я сказала, что ей нужно быть настойчивей, но не изменила бы ее ни за какие коврижки.
***
Час спустя я стою в вестибюле больницы и жду, когда мне кто-нибудь поможет. Никто не звонил, но после того, как Скай ушла на работу, а я позвонила родителям мамы и сообщила им обо всем, ждать я больше не могла. Наконец-то женщина за стойкой регистрации вешает трубку и говорит:
– Она в триста пятой палате. Вам необходимо подняться на лифте на третий этаж, а там попросите кто-нибудь провести вас в ее крыло, ладно?
– Да, спасибо.
Я беспокоюсь. Мне просто хочется увидеть маму. Знаю, если я увижу ее, то почувствую себя гораздо лучше. Большая часть моего гнева переросла в беспокойство, но его остатки все еще бурлят внутри меня, и мне очень хочется, чтобы они испарились. Я облегченно вздыхаю, когда оказываюсь в ее палате и вижу ее бледное, но красивое лицо. Подвигаю стул к ее койке и заставляю себя взять ее за руку.
– Привет, мам, – шепчу я. Она не шевелится.
Не знаю, сколько я так сижу, держа ее за руку (час? Может быть, два?), но в конце концов врач заходит в палату и приглашает меня выйти в коридор.
– К сожалению, я не мог пустить вас к ней прошлой ночью, поскольку она лежала в реанимации, а туда не пускают посетителей. Но поздно ночью мы перевели ее сюда.
– Что с ней?
– Мы еще ждем результатов некоторых анализов. В последнее время твоя мама часто уставала?
– Да.
Он кивает, будто подтверждая свои догадки.
– У меня есть кое-какие соображения, но мы собираемся сделать ФГДС[6], чтобы оценить состояние слизистой оболочки желудка. УЗИ не показало особых результатов, а мне хотелось бы четче представить картину заболевания.
– Хорошо. Это опасно?
– Нет, это обычная процедура с минимальным риском, которая даст нам точный результат.
– Она знает?
– Она еще не просыпалась. – Должно быть, мой испуг отражается на лице, потому что он добавляет: – Что не является причиной для беспокойства. Мы дали ей сильнодействующее снотворное. Когда она проснется, мы с ней поговорим, и если она даст согласие, то назначим эту процедуру на следующее утро.
– Я могу с ней остаться?
– Конечно. Как я уже сказал, теперь, когда у нее отдельная палата, вы можете остаться. Если хотите, можете даже там спать.
– Да. Спасибо вам.
Когда я собираюсь снова войти в палату, то замечаю своих бабушку с дедушкой, выходящих из-за угла. Ну почему мама не проснулась, чтобы разобраться с этим самостоятельно? Эти люди мне чужие. Я потираю руки, а потом неуверенно машу им.
– Кайман, правильно? – говорит… миссис Майерс? Бабушка? Женщина.
– Да. Здравствуйте, я Кайман.
На мгновение она прикрывает рот рукой и вздыхает.
– Ты так похожа на свою маму в молодости. – Она гладит меня по щеке. – Только глаза папины. Ты такая красивая.
Я неловко переминаюсь с ноги на ногу.
Мужчина тихонько ворчит на нее и протягивает мне руку.
– Здравствуй, Кайман, я незнакомец номер один, а она незнакомец номер два. Тебе все еще некомфортно?
Я одариваю его слабой улыбкой.
– Единственное, что заставит ее почувствовать себя некомфортно, – это твой юмор, Шон. Он шутит, дорогая.
– Знаю. – Может ли чувство юмора передаваться по наследству? Я указываю на дверь. – Она еще не проснулась, но вы можете ее увидеть.
Женщина делает несколько глубоких вздохов, а затем несколько поверхностных.
– Мне найти тебе баллон с кислородом, Вивиан, или же ты справишься сама? Уверен, лишний здесь найдется.
Она игриво ударяет его в грудь.
– Просто дай мне минутку. Я не виделась с дочерью семнадцать лет, а сейчас увижу ее в больничной койке. Мне нужно это переварить.
– Врач сказал, что у него уже есть предположительный диагноз и что она будет... – Я собираюсь сказать «в порядке», но потом понимаю, что он этого не говорил. Возможно, она не будет в порядке.
– Кайман, – говорит Шон. – Ты не могла бы показать мне ее лечащего врача? У меня есть к нему пара вопросов.
6
ФГДС –