В июне скончался Адольф фон Гарнак. Общество имени кайзера Вильгельма назначило мемориальную службу на 15 июня, внушительный список выступавших на церемонии вполне соответствовал значимости этой легендарной фигуры. Присутствовал в этом списке и двадцатичетырехлетний Дитрих Бонхёффер, выступавший от имени учеников Гарнака. По мнению Бетге, речь Бонхёффера «выгодно отличалась от выступлений старших, известных ораторов, выступавших перед ним». В числе этих ораторов были министр культуры, госсекретарь, министр внутренних дел и другие известные лица. «Многих поразили широта взглядов и понимание, которое он проявил к своему бывшему учителю, – писал Бетге, – тем более, что было уже ясно: сам Бонхёффер выбрал иной путь». Бонхёффер провозгласил:
В нем нам открылось, что истина рождается только из свободы. Мы видели в нем поборника свободного выражения истины, человека, который каждый раз заново творил свое свободное суждение и ясно выражал его, вопреки устрашающему противодействию большинства. Это превратило его… в друга всей молодежи, которую он приглашал высказываться с полной свободой. И если он порой выражал озабоченность или предупреждал о нежелательном направлении наших исследований, то исключительно из опасения, как бы мы не спутали чистые поиски истины с пустяковыми и надуманными проблемами. Мы знали, что находимся в добрых и заботливых руках, он служил нам щитом против банальности и застоя, против омертвения интеллектуальной жизни138.
Слова Бонхёффера подтверждают, что даже в молодости он не был тем, что ныне могли бы назвать «поборником культуры», и его невозможно подверстать ни к «консерваторам», ни к «либералам». Не принимая выводов либерального богословия Гарнака, он при этом от всей души соглашается с теми предпосылками, которые привели учителя к этим выводам, и справедливо считает, что предпосылки важнее самих выводов. Каждый, кто идет вслед за истиной, куда бы она ни вела, – достойный хвалы соратник. Сама эта идея приобретена Бонхёффером от Гарнака и либеральной традиции Грюневальда, в которой он был воспитан, и Бонхёфферу хватало благородства признать это, в том числе и публично. Первым его наставником в такого рода мышлении стал отец. Выводы Карла Бонхёффера опять-таки отличались от выводов его сына, однако неколебимое уважение отца к истине и к представителям иного мнения послужило основой общественного идеала – мира, где возможно спорить, не теряя человеческого облика, где спор становится культурным и продуктивным. В грядущие годы этот идеал подвергнется серьезным нападкам, нацисты разожгут пламя культурной войны (Kulturkampf) и постараются столкнуть лбами своих противников. Они будут ловко маневрировать, привлекая на свою сторону консерваторов и христиан, в расчете на то, что потом, когда наберутся больше сил, разделаются и с ними.
Второй богословский экзамен Бонхёффер выдержал 8 июля. 18 июля диссертация «Действие и бытие» была утверждена, что давало Бонхёфферу право занять должность в университете, и 31 июля он выступил с Первой лекцией. Решение отправиться осенью в США далось ему нелегко. Бонхёффер не слишком высоко ценил заокеанское богословие: ему казалось, что тамошние семинарии больше похожи на профессионально-технические училища, чем на высшие учебные заведения. Но все же имело смысл поехать, а в итоге принятое решение изменило его жизнь.
Готовясь к поездке, Бонхёффер составлял словарик американских идиом. Он ехал в страну, большинство жителей которой не разделяло его взглядов, и он не хотел показаться им «чистым листом». По его мнению, союзники обошлись с побежденной Германией жестоко и несправедливо, и на этот счет он тоже не собирался молчать. В Штатах он действительно с большой отвагой будет публично высказываться по этому поводу, выражая точку зрения немцев. К счастью, американцы отнеслись к его позиции с гораздо большим пониманием, чем он мог ожидать.
Отбытие планировалось на 4 сентября, а 6 сентября Клаус Бонхёффер обвенчался с Эмми Дельбрюк. На следующий после свадьбы день родители проводили Дитриха в Бременсхавен, а в 8:30 шестого сентября посадили его на пароход «Колумб». Все трое посвятили два часа осмотру судна, а затем распрощались. Родители сделали на прощание фотографию с берега: Дитрих махал им рукой, стоя у поручней корабля. В 11:30 33-тонный «Колумб» поднял якорь. Это было великолепное судно, самое большое и быстрое в германском флоте, символ вымечтанного блестящего будущего страны. В рекламном буклете утверждалось, что ни на одном другом корабле не соединились до такой степени «современная наука и артистический вкус, дабы облагородить интерьеры и превратить морское путешествие в роскошь». Девять лет спустя, 19 декабря 1939 года, «Колумб» будет затоплен у берегов Делавара, лишь бы не сдаваться британскому военному судну. Каюты с неповторимым убранством наполнятся соленой водой, корабль уйдет во тьму, в пучину глубиной пять километров. Но это – дело будущего. Пока что «Колумб» уверенно продвигается на запад, развивая небывалую по тем временам скорость в 22 узла.