Граф Цинцендорф отстаивал идею личных взаимоотношений с Богом в пику формальному лютеранству той эпохи, сводившемуся к посещению церкви, и противопоставлял скучной протестантской ортодоксии «живую веру». В его глазах вера была не столько интеллектуальным признанием тех или иных догм, сколько личной, преображающей встречей с Богом, поэтому гернгутеры всячески поощряли чтение Библии и семейную молитву. Идеи Цинцендорфа повлияли на Джона Уэсли, который наведался в Гернгут в 1738 году, в тот самый год, когда началась его реформаторская деятельность.
Семья Бонхёфферов отнюдь не являлась пиетистской, но кое-какие обычаи гернгутеров прижились и здесь. Бонхёфферы редко посещали церковь, крещение и похороны проводили отец или брат Паулы. Нельзя назвать эту семью антиклерикальной – более того, дети часто играли в «крещение» – однако христианство их было преимущественно домашнего характера. Чтение Библии и пение псалмов – всегда под руководством фрау Бонхёффер – заполняло ежедневную жизнь. Писание она ставила так высоко, что сразу же читала детям Библию в полном варианте, а не в изложении для детей. Иногда она прибегала к иллюстрированной Библии, но лишь с тем, чтобы пояснить прочитанное [5] .
Вера Паулы Бонхёффер наиболее сильно проявлялась в тех принципах, которые оба супруга прививали детям: в семье превыше всего ценились альтруизм, великодушие, готовность помочь. Фройляйн Кетэ вспоминала, как дети любили делать ей приятные сюрпризы: «К примеру, они опережали меня и накрывали стол к ужину. Не могу с уверенностью сказать, что это была затея Дитриха, но думаю, это было так»15. По словам сестер ван Хорн, все младшие Бонхёфферы были очень веселыми и активными, но никогда не проявляли «грубость или дурные манеры». Правда, хорошее поведение порой давалось им нелегко. Кетэ вспоминала:
Дитрих часто озорничал, порой в неподходящий момент. Помнится, он особенно любил проказничать, когда детям следовало быстро умыться и одеться, чтобы идти в гости. Как-то раз он скакал по комнате, напевая и мешая всем собираться. Вдруг дверь распахнулась, мать набросилась на Дитриха, дала ему две затрещины, справа и слева, и вышла. Безобразие тут же закончилось. Не пролив ни слезы, Дитрих сделал все, как надо16.
Переезд в Берлин, 1912 год
В 1912 году отец Дитриха получил кафедру психиатрии и неврологии в Берлине. Таким образом он оказался во главе своей отрасли науки в Германии и занимал этот пост до своей смерти в 1948 году. Трудно переоценить значение Карла Бонхёффера. Бетге говорил, что одного его присутствия в Берлине было достаточно, чтобы «превратить город в бастион против натиска психоанализа Фрейда и Юнга. При этом он вовсе не отрицал новые теории с порога и не отвергал из принципа любые усилия проникнуть в еще не исследованные области сознания»17. Карл Бонхёффер никогда публично не критиковал Фрейда, Юнга, Адлера и их теории, но относился к ним с изрядной долей скептицизма, обусловленного его приверженностью к эмпирической науке. Будучи врачом и ученым, Карл Бонхёффер с недоверием воспринимал избыточное теоретизирование по поводу неведомого царства так называемой псюхе. В подтверждение своих слов Бетге ссылается на друга Бонхёффера, Роберта Гауппа, психиатра из Гейдельберга:
В интуитивистской психологии и скрупулезном наблюдении за пациентами Бонхёфферу не было равных, но он принадлежал к школе Вернике, которая занималась исключительно мозгом и не допускала никаких отступлений: все решалось в терминах церебральной патологии… Он не чувствовал ни малейшего желания вступить в царство смутных, недоказуемых, дерзких и фантастических толкований, где столь многое предполагалось и столь малое удавалось подтвердить… Он оставался в границах эмпирического, доступного мира18.
Карл Бонхёффер остерегался всего за пределами чувственного восприятия или прямых выводов из таких наблюдений. По отношению к психоанализу, как и по отношению к религии, его можно считать агностиком.
В доме Бонхёфферов с глубоким предубеждением относились ко всякой расплывчатости в мыслях, в том числе и к некоторым видам религиозности, однако между отцовским и материнским подходом конфликта не возникало – согласно всем мемуаристам, эти двое прекрасно дополняли друг друга. Их взаимная любовь и уважение бросались в глаза. Эберхард Бетге описывал этот брак как «счастливый союз, в котором каждый партнер удачно дополнял сильные стороны другого. На их золотой свадьбе говорили, что за пятьдесят лет супружества они в сумме не провели и тридцати дней в разлуке»19.