Петер с Анной соскучились ждать, и мать позволила им выбежать на лестницу посмотреть — не идет ли дядя Карл.
— Не дальше первой площадки, — решительно приказала Дитте: она не пускала их во двор.
Покормив малютку, она приготовила колясочку, чтобы потом не задерживаться. Это был подарок Ларса Петера, и сегодня Дитте решила обновить коляску. Нетерпение начинало одолевать и ее.
Вот уже и Поздравитель встал, — она слышала, как он зевал у себя, а потом вышел в кухню за водой. Она пошла взглянуть, не надо ли ему чего-нибудь.
— Вы сегодня что-то заспались, господин Крамер! — сказала она.
— Да, приходится отсыпаться по воскресеньям, — хрипло ответил он. — В будни-то встаешь спозаранку — по делам службы.
Лицо у него было все в сизых пятнах, одутловатое и распухшее со сна.
— Ну, уж не вам бы сетовать на раннее вставание, — смеясь сказала Дитте. — Лучше бы вы вовремя ложились.
Он проворчал что-то, но Дитте и ухом не повела, — пусть послушает правду. Ну, не умора ли эти его разговоры о службе! Просто ему нужно до девяти утра поспеть на рынок, чтобы выпросить там остатки цветов для букетов, с которыми он обивал пороги. Вот кто умел пользоваться жизнью за чужой счет! Но скоро придется выселить его. Он задолжал за два месяца, невозможно так тянуть дальше.
Наконец явился Карл, ведя за собой обоих детей. Он так торопился, что весь вспотел.
— Ты уж прости меня, мне пришлось пойти на собрание, а оно затянулось.
— На собрание? — удивилась Дитте. Значит, он опять бегает на собрания!
— Да, это по поводу организации рабочих. Мы хотим попытаться сколотить оппозицию из недовольных. Правление нашего союза саботирует наши требования.
Как дети любили Карла, даром, что он был такой тихий и не очень-то много возился с ними! Они шли молча, держа его за руки, и наслаждались. Время от времени они доверчиво поглядывали на него.
— Ты наш папа! — сказала Анна.
— Не настоящий, — благоразумно заметил Петер.—
Но мы так считаем. Ведь ты все равно женишься на маме, говорит старуха Расмуссен.
Карл кивнул и украдкой обернулся. Дитте отстала с коляской и ничего не слыхала. Они вышли по Серебряной улице на Луг и расположились там на траве поглядеть на молодежь, игравшую в мяч и упражнявшую свои мускулы. Карл захватил с собой съестного, но закусывать было еще рано.
— Отчего ты такой мрачный? — спросила Дитте. — Или получил плохие вести из дому?
Карл улыбаясь покачал головой, — домашние дела не стоили того, чтобы из-за них огорчаться.
— Нет, тут дело общественное!.. Нашу организацию собираются разогнать, а если это удастся, нам сбавят заработную плату. Находят, что наш заработок слишком высок! Рабочему не полагается зарабатывать больше, чем ому необходимо, чтобы не умереть от голода.
— А вы разве не можете дать отпор и отстоять свою организацию, чтобы она не распалась?
— Ну, конечно, до роспуска не дойдет, — об этом паши руководители позаботятся. Иначе они лишатся своих должностей, и им снова придется стать простыми рабочими, что им вряд ли будет по вкусу. Но я боюсь, что они продадут нас вместе с организацией предпринимателям, чтобы спасти свое собственное положение.
— Знаешь, что? Вам надо бы заполучить Пелле, — убежденно сказала Дитте. — он бы вам наверняка помог.
Карл рассмеялся.
— Да, этот — мастер говорить, — иронически заметил оп. — Но и в нем уже мало пороха осталось, каким бы молодцом он ни был раньше. Выдохся! Да и не хочет он вмешиваться в новые дела. Сажает капусту в огороде и твердо уповает, что мир будет спасен потребительскими обществами и огородными колониями. «У каждого рабочего свой кочан капусты!» — вот его лозунг.
— Ну, ты просто выдумываешь! Он много делает для рабочих, я-то знаю это. От разных людей слыхала.
— Да, реформа общественного призрения бедных — его конек. Он хочет, чтобы все рабочие имели право на пенсии и пособия из общественных сумм, но без потери права голоса. Ты ведь знаешь, что общественное призрение лишает людей избирательного права.
— Но ведь это же очень хорошо, что вы не лишились избирательного права. Без него нельзя считаться настоящим человеком!
— Настоящим избирательным скотом, хочешь ты сказать? — пожал плечами Карл.
— А я все-таки считаю, что Пелле делает хорошее дело, — упрямо настаивала Дитте. — Взять хотя бы старуху Расмуссен. Она получает каких-то несчастных десять крон в месяц. Уж она ли не трудилась всю свою жизнь, и вот считается, что ей дают «пособие на бедность», а не заслуженную пенсию! А все, кто получил увечья на работе? А безработные? Разве общество из должно им помогать? Я нахожу, что вы слишком жестоки.