узнают, какая она негодная девчонка, обижает бабушку. Выпутаться как-нибудь враньем она не хотела. Выгораживать себя ложью — все равно, что сбивать головки чертополоха, говорила бабушка, на месте одной сбитой вырастет полдюжины новых. И Дитте сама убедилась в этом. Ложь всегда потом обнаруживается, и тогда еще труднее бывает выпутаться из нее! Дитте и собственным умишком дошла до вывода, что лгать не стоит.
Ларс Петер Хансен сидел у окошка, глядя вслед девочке, которая сначала еле плелась по дороге, а потом вдруг припустилась бегом.
— Как вы с нею справляетесь? — спросил он Марея.
— Она девочка неплохая, — отозвалась старуха из кухни; там она начала ощупью разводить огонь под плитой. — Другой опоры у меня нет, да и не надо. Но она еще мала, а я старуха, и ей тяжело со мной. Тут две крайности. Жеребенку хочется бегать, а старой кляче — дремать у яслей. Невесело проводить детство около старой развалины.
Дитте влетела в пекарню вся запыхавшись, так торопилась она поскорее исполнить поручение и вернуться домой к тому большому, сутулому, добродушно бурчащему человеку.
— Теперь у меня есть отец, как у других детей! — крикнула она, задыхаясь. — Он сидит в гостях у бабушки. И у него собственная лошадь с телегой!
— Неужто? — спросили люди с удивлением. — Как же его зовут?
— Живодером! — с важностью сообщила Дитте.
Видно, здесь его знали. Дитте заметила, как люди переглянулись.
— Ну, стало быть, ты хорошего роду! — сказала жена пекаря и положила на прилавок хлебец; она, поглощенная этой новостью, очевидно, забыла, что девочка уже приходила к ним сегодня за хлебом.
А Дитте, не меньше ее поглощенная тем же самым, подхватила хлебец и убежала. И вспомнила о том, что должна была сказать, только на полпути к дому, когда уже поздно было.
На прощанье Ларc Петер Хансен подарил им два десятка селедок и повторил, что заедет за ними, когда будет свадьба.
XI
НОВЫЙ ОТЕЦ
Месяцев десяти от роду Дитте любила все совать себе в рот и пробовать — съедобное или нет?
Дитте смеялась теперь над бабушкиными рассказами о той поре. Теперь ведь она стала уже большой девочкой и поумнела. Знала, какие вещи несъедобные, но зато ими приятно любоваться, а вот такие-то съедобные, но лучше всего поберечь их, на них нужно посмотреть только и представить себе, какие они вкусные, да поглаживать себя при этом по животику и, жмурясь, причмокивать от восхищения. Тогда удовольствия от лакомства хватало надолго.
— Какая же ты глупышка! Отчего ты не скушаешь, пока это не испортилось? — удивлялась бабушка.
Но Дитте умела быть экономной. Она ходила, переживая в воображении вкус чего-нибудь, например, подаренного ей румяного яблочка.
Она прикладывала его к щеке, подносила к губам и целовала. Или возьмет да спрячет его подальше и с какою-то тихой, благоговейной радостью долго лелеет втайне мысль о нем. Если же потом найдет, бывало, яблочко уже сгнившим, то невелика беда. Ведь девочка уже много раз мысленно насладилась его вкусом. Бабушка такого удовольствия не понимала. На старости лет она становилась жадной. Теперь уже старуха никак не могла насытиться и набивала себе рот чем придется.
А в свое время как они оба с Сэреном оберегали малютку, боясь, чтобы она не проглотила чего-нибудь вредного, не захворала бы! Особенно беспокоился дедушка и то и дело остерегал ребенка: «Нельзя совать в рот, ни-ни!» Несколько мгновений Дитте глядела на него во все глаза, потом извлекала из ротика все, что в него засунула, и пыталась положить это в рот деду. Может быть, она пыталась заручиться сообщником, а может быть, малютка полагала, что он не велит ей совать в рот то или другое потому, что ему самому хочется пососать это? Дедушка так никогда и не разобрался в причинах.
Во всяком случае, Дитте рано выучилась считаться с эгоизмом людей. Когда они советовали ей что-нибудь или наставляли на путь истинный, то, конечно, не столько ради ее блага, сколько ради своих собственных интересов. Девочки постарше, встретив ее по дороге с яблоком в руках, часто говорили:
— Фу! Фу! Брось это гадкое яблоко, а то червяка проглотишь!
Теперь Дитте уже не слушала таких советов, — она успела убедиться, что девочки за ее спиной поднимали это яблоко и сами съедали его. Вообще на белом свете не все складывалось так просто, как казалось; напротив, за тем, что улавливали глаза и уши, скрывалось обыкновенно еще что-то, и часто как раз самое главное.
Бывало и так, что люди попросту держали у себя за спиной то, что могло угрожать другим людям, например, палку, поэтому не мешало всегда быть настороже.