После смерти брата, Гордон не стал переселяться в его царские покои, предпочтя остаться в своей скромной обители, почти не изменившейся за последние десять лет. Однако коридор, ведущий в его комнату, кардинально преобразился: стены украсили величественные гербы и портреты предыдущий правителей Аэллии, пол устлали дорогим алым ковром в тон к тяжелым портьерам, обрамившим каждое окно. К сожалению, появившееся богатство не спасало от всепроникающего сквозняка, гулявшего по замку — из-за пляшущих теней, рождаемых тревожимым пламенем часто развешанных факелов, создавалось впечатление бала маленьких чертят.
Нагнетания добавлял зловещий скрип у самых дверей в покои Гордона. Случайный прохожий ужаснулся бы, увидев как одна из статуй волка, охранявших вход, задвигалась. Но по уже известной причине коридор пустовал, и Кайла смогла без свидетелей выбраться из грязного, липкого туннеля. Затрясшись от омерзения, словно кошка, вылезшая из воды, она с трудом подавила в себе истерику от удушающей вони, которая теперь, наверное, будет вечность преследовать ее.
Подвинув скульптуру на место, Кайла без промедления вошла в царский кабинет. Она обыскала его снизу доверху, но не нашла ничего примечательного. Проверив для надежности еще раз, девушка направилась к спальне. Перед входом она остановилась, только теперь почувствовав, что проникает в чью-то интимную зону. Однако отступать было уже поздно — она повернула ручку двери.
В спальне Кайла первым делом бросилась к прикроватной тумбе. Обследовав все ящики, она наткнулась взглядом на женский портрет, стоявший на тумбочке лицом к подушкам. Заинтригованная, она взяла его и подошла к жарко пылавшему камину, чтобы лучше разглядеть. Из золотой рамки, гордо вскинув голову, на нее взирала красивая молодая женщина с великолепной диадемой в черных волосах. Восточные с поволокой глаза царицы были до боли знакомы.
Не успело Кайлу охватить смятение от ее догадки, как в соседней комнате послышался шум. Быстро поставив портрет на место, она спряталась в шкаф. С замиранием сердца девушка увидела через щель дверцей мелькнувший мужской стан.
— Тяжелый вечер, Ванга, не правда ли? — обратился к своей волчице Гордон, бросив на кресло у камина мокрый плащ. — Мятежники наглеют с каждым…
Он подошел к тумбе и поправил портрет.
— …днем, — закончил царь, и по его губам пробежала хитрая улыбка. — Скоро они вообще в мою спальню заберутся.
Кайла прижала ладонь ко рту, боясь, как бы судорожный вздох не выдал ее. Она поняла, что зверь учуял ее запах. Девушка еще раз прокляла про себя злосчастный туннель.
— Идем, Ванга, — сказал Гордон своей беспокойной волчице, когда та уже направилась к шкафу. — У нас еще остались кое-какие дела.
Он приоткрыл ей дверь, и Ванга нехотя последовала за хозяином. Кайла услышала, как они вышли из кабинета.
Только через пять минут Кайла осмелилась показаться в коридоре. Возблагодарив небо, за то, что он был пуст, она стала было двигать скульптуру волка, как вдруг вспомнила, что так и не нашла ключа от библиотеки. Возвращаться назад совершенно не хотелось, но подвести рисковавших жизнью друзей ей тоже не улыбалось. Едва ступив на обратно порог царских покоев, она увидела выбежавшую из-за угла охрану.
— Стой! — приказал их главный, наголо бритый здоровяк.
Кайла и не собиралась бежать — это было бы бесполезно.
— Я просто служанка, — пролепетала она.
— Это ты сейчас царю расскажешь.
Верзила больно схватил ее за локоть и потащил по коридору, остальные — за ними.
Войдя в приемную залу, начальник охраны грубо пихнул девушку в спину, отчего та упала на колени. Страх Кайлы сменился гневом. Мысленно пообещав переломать ему позже обе руки, она подняла взгляд на Гордона, восседавшего перед ней на троне.
Внешность его показалась Кайле замечательной: впалые щеки, небрежно откинутые с высокого благородного лба черные волосы, оттенявшие светлое очень правильное лицо, лукаво ухмыляющиеся губы. Но более всего ее поразили глаза: они сверкали холодным насмешливым блеском, однако при долгом наблюдении в их глубине угадывалась душевная трещина, смущавшая всякого, кто решался заглянуть в них.
В общем, Гордон обладал той счастливой наружностью, которая в юности восхищает взоры окружающих, а в зрелые годы властвует над их умами. Сидевшая у ног волчица как нельзя лучше дополняла образ.
Анализируя свои впечатления, Кайла и не заметила, что улыбается. Гордон, удивленный смелостью, с которой девушка рассматривала его, тоже растянул губы в усмешке. Охрана же в недоумении наблюдала за безмолвной симпатией, неожиданно возникшей между их царем и задержанной.