ПОГОДА ИЗМЕНИЛАСЬ в одночасье. Надвинувшееся небо стало голубее, чем он когда-либо видел или мог вспомнить. Он часами сидел в колышущейся от ветра осоке с бьющим в спину солнцем. Словно он собирался сохранить его тепло на случай грядущей зимы. Он смотрел, как по полям рычит собирающий кукурузу трактор, а вечером вместе с голубями он копался посреди изжеванных и поломанных стеблей, набрал несколько мешков кукурузы и до наступления темноты отнес их в хижину.
Лиственные деревья на горе застыли в желтом и пламенном и полной наготе. Наступила ранняя зима, холодный ветер обсасывал черные голые ветви. В одиночестве, в пустой оболочке дома, сидя на корточках он наблюдал сквозь засиженное мотыльками стекло, как осколок луны цвета кости поднимается над черным бальзамом хребта, чернильные деревья, нарисованные ловкой рукой на фоне бледной тьмы зимнего неба.
Полностью ушел в себя. Пьяницы, которые ходили к Кирби, видели его ночью на дороге, сутулого и одинокого, с винтовкой, висящей на руке, как будто это была вещь, от которой он не мог избавиться.
Он стал худым и озлобленным.
Кто-то сказал, что он спятил.
Родился под несчастливой звездой.
Он стоял на перекрестке, прислушиваясь к чужим гончим на горе. Полная жалкого высокомерия фигура, освещаемая фарами проезжающих машин. В поднимавшейся от них пыли он ругался, или бормотал, или плевал им вслед. В высоких старых седанах сидели крепкие мужчины с ружьями и банками виски, а на их свитерах лежали, свернувшись клубком, тощие собаки.
Одним холодным утром, у разворота на Лягушачьей горе, он обнаружил спящую под деревьями женщину в белой ночной рубашке. Некоторое время он наблюдал за ней, чтобы понять жива она или нет. Он бросил пару камней, один из которых задел ее ногу. Она зашевелилась, ее волосы были все в листьях. Он подошел поближе. Под тонкой тканью ночной рубашки виднелись ее тяжелые груди, а внизу живота — темный пучок волос. Он встал на колени и прикоснулся к ней. Ее вялый рот искривился, глаза открылись. Казалось, они были покрыты пленкой, как у птицы, глазные яблоки были налиты кровью. Она резко села, от нее исходил сладкий запах виски и гнили. Ее губы разошлись в кошачьем оскале. Чего тебе нужно, сукин сын? — спросила она.
Не замёрзла?
Твоё какое дело?
Да мне пофигу.
Баллард поднялся и встал над ней с винтовкой.
Где твоя одежда?
Она встала, зашаталась и тяжело села на листву. Потом снова встала. Стояла, шаталась, и смотрела на него налившимися глазами с набухшими веками. Сукин сын, — сказала она. Ее глаза бегали по сторонам. Увидев камень, она сделала выпад и схватила его, оттолкнув Балларда.
Глаза Балларда сузились. Тебе лучше положить этот камень, — сказал он.
Не заставляй меня.
Я сказал, брось его.
Она угрожающе отвела камень назад. Он сделал шаг вперед. Она размахнулась и ударила его камнем в грудь, а затем повернулась, закрыв лицо руками. Он дал ей такую оплеуху, что её развернуло лицом к нему. Она сказала: Я так и знала, что этим кончится.
Баллард дотронулся рукой до своей груди и быстро посмотрел вниз, чтобы проверить, нет ли крови, но ее не было. Она закрыла лицо руками. Он взялся за бретельку ее ночной рубашки и сильно дернул. Тонкая ткань разошлась до талии. Она отвернулась от него и схватила расползшуюся ткань. Ее соски были твердыми и посинели от холода. Прекрати, сказала она.
Баллард захватил горсть тонкой вискозы и рванул. Ноги у нее подкосились и она села на вытоптанные мерзлые сорняки. Он сунул одежду под мышку и отступил назад. Затем он повернулся и пошел по дороге прочь. Она сидела совершенно голая на земле и смотрела как он уходит, называя его разными именами, кроме того, каким его звали на самом деле.
ФЭЙТ ВСЕГДА ПРАВ. Он рубит правду-матку в глаза, но мне он нравится. Я катался с ним много раз. Помню, как-то ночью на Лягушачьей горе, на развороте, там была припаркована машина и Фэйт включил фары и пошел к ней. Чувак в машине всё твердил «да, сэр», «нет, сэр». С ним была девчонка. Фэйт попросил чувака показать права, тот долго рылся, не мог всё найти свой бумажник и всякое такое. Наконец, Фэйт сказал ему, приказал: Выйди из машины. Сказал так, что чувиха, сидящая там, стала белой как полотно. Итак, чувак открыл дверь и вышел. Фэйт посмотрел на него, а потом крикнул мне, говорит: Джон, подойди сюда и посмотри на это.