«Проклятые цыгане, обобрали все могилки», - думал про себя Дробышев, выйдя уже на последнюю улицу кладбища. Фонарик трижды моргнул на прощанье и погас, успев указать на бутылку у плиты. Стеклянная одиночка, непочатая и премиальной марки, она заставила Дробышева почувствовать себя по-настоящему счастливым человеком. Её он будет пить по дороге в лачугу, а чекушкой опохмелиться завтра утром. Так тому и быть.
Утром что-то говорил 237, но Сергей его не слышал, в голове была кутерьма, глотка пересохла и тошнило. Пошатываясь и держась за лоб руками, он вышел на улицу и справил нужду. После умылся и попил холодной водицы, быстрым ручьём уносящейся в глубину черного леса.
- Дорогой друг! - послышалось из лачуги.
- Что, блин? - отозвался Дробышев, войдя в дом, в поиске чекушки.
- Мы должны продолжить! Просвещать и оповещать!
- Мне выпить надо, вот она, - рядом со столом, на полу лежала маленькая бутылочка. Дробышев взял её в руку, откупорил другой и за раз выпил полностью - как хорошо.
- Я чувствую некую биоорганику, да, именно, вниз по течению ручья.
- Да? Что там?
- Человеческие организмы, может вы бы могли им передать сообщение касательно жизни всех землян? Предупреждение о грозящей опасности.
- Вниз по ручью значит, хм, схожу, - сказал повеселевший Дробышев и застегнул молнию на ширинке.
Пробивающиеся лучи солнца ласково грели лысеющую макушку Сергея, прыгающего с камня на камень в нешироком ручье. Спрыгнув на берег, он обошел глубокое место и вновь шагнул в центр ручья, на большой гладкий булыжник. Журчание ручья стало громче, а камней больше. Он напоминал горную реку, быть может в самом начале своего русла. Переступив через упавшее дерево, Дробышев остановился и прислушался: женские стоны. Путь преграждал большой валун. Пригнувшись, Сергей выглянул из-за его края и увидел довольно большую излучину ручья, на которой разместились две оранжевые палатки. Между ними расстелено покрывало, а чуть поодаль дымились угли от костра. На покрывале что-то сложено. Женские стоны, доносящиеся из обеих палаток возбуждали уже подзабытую страсть к женской плоти.
Заросший, немытый, в недельной щетине Дробышев оскалился в дикой улыбке, а пах его поднапрягся, ощутив яркий прилив крови. Стоны не прекращались. Нужно было действовать. Сергей вышел из своего укрытия, и в полусогнутом положении, крадучись, как дикое животное начал двигаться в сторону к покрывалу.
- Артееем, - донеслось из палатки
И будто, вступив в игру, из второй палатки раздалось:
- Денииис.
Дробышев, согнувшись и тихо ступая, подошел к покрывалу. На нем стояла металлическая чаша, накрытая пластиковой тарелкой, пакет с чем-то и ещё кое-какая посуда. Сергей быстро схватил чашу, с нее от порыва ветра слетела тарелка, обнажив жаренные куски шашлыка. Уже в полный шаг, под стоны и оханья за спиной Сергей скрылся за валуном и припустил обратно к лачуге. Эх, жаль водки больше нету.
Шашлык оказался плохо прожаренным и кровавым. Тот, кто его готовил, вероятно, спешил приступить к другому делу. Кусочек за кусочком Сергей съел всё мясо в чаше и вытер жирный рот рукавом рубашки. Рубашка уже с потемневшими пятнами подмышками источала резкий запах и требовала стирки, засаленные джинсы не помешало бы постирать также. Отобедав, он завалился на матрас и закрыл глаза. 237 начал нудно пилить:
- Сережа, мой друг, вы не должны предаваться отчаянию и этому сплину, он вас сгубит.
- Я пожрал и хочу теперь полежать, отдохнуть.
- Я скажу, что вам нужно - это хорошенько вымазаться гуталином и держать при себе сухой паек. Вы должны ступать за гуталином! Можете устроиться в строительный магазин?
- У меня трудовую книжку сперли, все украли, не могу я.
- Это весьма досадно, я пораскину атомами и может быть что-нибудь еще придумаю.
- Мне все равно, толчок, я больше позориться на улице не буду, всякую дичь втирать не стану.
- Прискорбно это слышать, вы пали духом, мой друг.
- Никуда я не пал, - и Дробышев повернулся к стенке лачуги и сомкнул глаза в послеобеденной дреме.
Он проснулся во второй половине дня. Под нытье 237 о гуталине, он вышел из лачуги и громко зевнул. Сейчас бы того шашлыка. Подошел ленивой походкой к ручью и вдоволь напился. Звучно отрыгнул. С крон деревьев доносился щебет лесных птиц. На противоположном берегу ручья орудовал дятел.