– Да-да, конечно… Только…
– Я не могу дождаться, когда ты увидишь…
– Прошу тебя, Энн, дождаться момента, когда вы останетесь наедине, – перебила ее Эллисон, – если, конечно, ты не хочешь отдаться Спенсе… – Она сделала шаг в сторону, открывая взору Энн стоящего позади мужчину. – Энн, это Спенсер Рафт, лучший друг Дэвиса, – сардонически улыбаясь, проговорила Эллисон. Выхватив из его рук розы, к этому времени уже слегка увядшие, она небрежно бросила их на кровать. – Это тебе! Между прочим, он хочет переспать с тобой.
– Что-о? – воскликнула Энн, еще выше приподнимаясь в постели. Завороженный Дэвис уставился на ее грудь, которая даже под ночной рубашкой впечатляла своим размером.
– Только потому, что поцеловал тебя несколько раз, он считает, что ты разорвешь помолвку с Дэвисом и сбежишь с ним… Чуть не забыла, возвращаю тебе твое кольцо.
– Но я никогда… – начала было Энн.
– Здравствуйте, Энн, – перебил ее Спенсер.
В приступе стыдливости она натянула на себя одеяло.
– Привет! Рада познакомиться…
– Я тоже.
Эллисон издала громкий вздох.
– Можно мне закончить, чтобы потом уйти? – Она обернулась к Спенсеру. – Это я упала на тротуаре, испачкала вас кровью, пролила вино на ваш костюм. Когда я упала, то потеряла контактные линзы, поэтому была не просто неуклюжей, но и вообще слепой… и пила из двух бокалов и все такое… Я та самая, к кому вы приходили сегодня в лабораторию и кто облил вас кофе.
– Ты упала? Где? Когда? – спросила озадаченная Энн. – Эллисон, что здесь в конце концов происходит?
– Я как раз и пытаюсь объяснить. Спенсер хочет тебя. Он считает, что ты не любишь Дэвиса, потому что он наблюдал за тем, как отношусь к нему я, а из меня, по всей видимости, актриса никудышная.
– Ты хочешь сказать, что я целовал… – Похоже, Дэвис вышел из шока и теперь виновато смотрел на Эллисон. – Гм… Эллисон… но я… – Щеки его вдруг запылали. – Энни, я целовал ее, но думал…
– Я понимаю, любимый, – перебила Дэвиса Энн, похлопывая его по руке. – Это была моя идея. Сядь со мной рядом. Я соскучилась по тебе. – Она потянула его за руку, и он, опустившись на край кровати, поднес ее руки к губам.
– Как я уже говорила, – громким голосом Эллисон перекрыла шепот любовников, – Спенсер пришел сегодня вечером к Дэвису и заявил, будто ты хочешь его, а он тебя. Дэвис до умопомрачения напился, полагая, что ты бросишь его и переметнешься к этому волоките. Дэвис с рыданиями пришел ко мне, то есть к тебе, и стал умолять, чтобы ты не губила любовь. Вдруг появился Спенсер и очень рассердился, что ты хочешь остаться с Дэвисом. Так что тебе надо сделать выбор между ними. – Эллисон набрала полные легкие воздуха. – Вот так! Полагаю, я вкратце изложила факты и все теперь в курсе дела… А я выхожу из игры. И оставляю вас, чтобы вы трое разобрались, кто кого любит.
Выпрямившись и расправив плечи, она выскочила из палаты.
Ее запал пропал, как только она добралась до своей квартирки, в которой отсутствовала несколько дней. На Эллисон пахнуло затхлостью. А затем вдруг до нее дошла чудовищность случившегося.
Она дала волю слезам и плакала до тех пор, пока не обессилела. Когда рыдания сами собой прекратились, Эллисон задумалась: зачем она плачет? Разве она не рада, что все закончилось?
Взгляд рассеянно блуждал по комнате. Эллисон раньше нравилась ее небольшая и уютная квартирка. Но после пребывания в течение нескольких дней в доме Энн ей вдруг показалось, что она находится в камере заключения и стены давят на нее.
В комнате царил идеальный порядок. Каждая вещь находилась на своем месте. Здесь никогда не было ничего лишнего. Невозможно себе представить, чтобы на спинке стула висела какая-нибудь мужская тенниска или на полу валялась газета, развернутая на полосе со спортивными новостями. На кухне в раковине стоял лишь стакан. Один стакан, а не два. Дом Энн похож на жилье, квартира Эллисон была стерильной, как ее лаборатория. Впрочем, и ее жизнь тоже.
– Перестань жалеть себя, – пробормотала Эллисон, поднявшись с кровати и направляясь на кухню.
Она сама сделала выбор и живет в соответствии с этим выбором. Энн все время ходила на танцы и вечеринки, когда училась в колледже. Эллисон оставалась дома и занималась. Энн постоянно находилась в окружении парней – потенциальных женихов. Эллисон избегала контактов с мужчинами. Энн и Эллисон были умны, но каждая из них распоряжалась способностями сообразно своим интересам. Эллисон целиком сосредоточилась на работе. И часто негодовала по поводу того, что Энн зря растрачивает умственный потенциал.
Но так ли уж она растрачивает? Энн счастливая. А Эллисон… какая она? Смирившаяся со своей судьбой? Во всяком случае, слово «счастливая» к ней не подходило.
Вплоть до последнего времени Эллисон была довольна жизнью. Сейчас же испытывала беспокойство, которое раздражало ее. Чего она хочет?
Выключив свет, Эллисон забралась на узкую односпальную кровать. За последние дни она привыкла к королевских размеров постели Энн, без всякого сомнения, способной принять двоих.
А еще привыкла к красивым платьям и макияжу. Ей понравилось чувствовать волосы на плечах и ощущать запах духов.
Эллисон забеспокоилась, когда поняла, что будет скучать по многим женским причиндалам. Но еще больше ее беспокоило то, что ей будет недоставать мужского присутствия. Мужского запаха. Мужских прикосновений. Поцелуев. Она почувствовала, что к глазам вновь подступают слезы.
Господи! Неужто и в самом деле она станет плакать о мужчине? О том мужчине?
Он заявил, что испытывает желание к Энн. К Энн, но не к Эллисон. Он даже не узнал, что она была той женщиной, которую ласкали его руки и губы. Спенсер – повеса, завсегдатай курортов – сегодня здесь, завтра там, человек, которого интересуют лишь собственные мысли и чувства. Лучше бы вообще не приезжал в Атланту. Он не создан для Энн. И конечно же, не создан для нее. И слава Богу, что она никогда больше его не увидит.
Тогда почему она чувствует себя такой одинокой и несчастной?
– Давай, Распутин! Вот молодчина! Ты такой красавец. Знаю, что я не объект твоей любви, но должна это сделать. Ну как, тебе приятно?
– Похоже, очень приятно.
Не вынимая руку из клетки кролика, продолжая оставаться все в той же не очень светской позе, Эллисон повернула голову и увидела Спенсера, стоящего всего в ярде от нее.
– Что вы здесь делаете?
– А что вы там делаете? – Он кивнул на клетку.
Эллисон вынула руку, потрепав на прощание кролика, и закрыла дверцу. На руке у нее была перчатка из кроличьего меха. Спенсер с любопытством уставился на Эллисон. В глазах сверкнули озорные огоньки, на губах появилась усмешка. Его спокойствие и абсолютное самообладание раздражали ее, тем более после этой кошмарной ночи, большую часть которой она проплакала.
Эллисон с вызовом приподняла подбородок:
– Я глажу его живот перчаткой из кроличьего меха.
– И для какой же цели?
– Мне нужно получить образец спермы. Это возбуждает его.
Глаза Спенсера снова сверкнули.
– Вы хотите добиться возбуждения? Тогда потрите мой живот.
Это был тот самый хриплый мужской голос, при звуке которого она испытывала слабость. Но не желая уступать, Эллисон сердито сдернула с руки перчатку и отбросила ее.
– Прости, Распутин, я займусь тобой попозже, – пробормотала она. Отойдя на безопасное, по ее мнению, расстояние, добавила:
– От вас я уже получила все, что мне требовалось, мистер Рафт.
В его улыбке не чувствовалось и намека на раскаяние, она скорее была самоуверенной.
– Вовсе нет. Вы еще много от меня получите.
В ней боролись между собой гнев и желание. Хотя она и пыталась проигнорировать его дерзкие слова, ее тело на них отреагировало.
– Я уже устала от ваших вульгарных намеков. Изображая сестру, я вынуждена была их терпеть ради душевного спокойствия Дэвиса. Но сейчас могу говорить от своего имени, поэтому заявляю, что вы ведете себя отвратительно.