При виде подобного сочетания – шелка, собственного обнаженного тела, атласных простынь – Эллисон испытала неведомое ей ранее чувственное возбуждение. Наверное, такое всякий раз переживал Распутин, когда она подходила к нему с меховой перчаткой.
Когда Эллисон услышала, что Спенсер спустился вниз и вошел в ванную, она легла и притворилась спящей. До нее доносился плеск воды, потом Спенсер выключил свет, открыл дверь и вошел в спальню. Она лежала не шевелясь.
Лишь после того, как он снял рубашку, расстегнул молнию брюк и сбросил на пол туфли, Эллисон открыла глаза. Как только вторая половина кровати прогнулась под тяжестью его тела, она повернулась и села в постели.
– Что ты делаешь?
Он не спеша натянул на себя простыню. Луна светила в окна, освещая комнату и его тело, которое словно пришло из эротических снов. Белые, пугающе короткие трусы на фоне загорелой кожи подчеркивали мужественные формы. Волосы на теле являли собой дополнительный чувственный раздражитель.
– Я ложусь спать, – спокойно ответил Спенсер.
Эллисон была настолько поражена таким поворотом событий, что начисто позабыла о глубоком декольте в верхней части пижамы и о том, что грудь почти вылезла наружу. Лишь увидев, что Спенсер не может оторвать глаз от соблазнительного зрелища, она натянула на себя простыню.
– Ты не можешь спать здесь.
– Посмотри на меня. – Он вытянул длинные ноги под простыней, положил голову на подушку и удовлетворенно вздохнул. Затем, сплетя пальцы, потянулся, словно ленивая пантера. После этого подложил руки под голову и широко зевнул. И лишь затем, расслабившись и удивленно приподняв бровь, невинно спросил:
– А ты что, собираешься спать сидя?
Эллисон завороженно смотрела на игру его мышц, любуясь оттенком кожи и грацией движений, не в силах что-либо сказать. Когда у нее наконец прорезался голос, она постаралась придать ему твердость:
– Я не собираюсь спать вообще, по крайней мере здесь. – Она сбросила простыню, словно спеша сбежать от чего-то очень соблазнительного и недостойного, пододвинулась к краю кровати и опустила на пол босые ноги.
– Вот оно что! – Спенсер протянул руку, чтобы удержать Эллисон. То, за что он схватил, оказалось нижней частью пижамы, а попросту – эластичной узкой полоской из черного шелка.
Эллисон застыла, ибо если она дернется, трусики останутся в его руке.
– Пусти! – выдохнула она. Он стал смеяться – сначала потихоньку, затем все громче и раскатистее.
– Не раньше, чем черти в аду перемерзнут, душа моя. А вот уйти ты можешь в любой момент. Давай, смелее вперед!
– Ты настоящее чудовище!
– Ну-ну, не надо обзываться. – Он дернул за трусы, и Эллисон испуганно ахнула. – Очень симпатичная попка… Круглая, гладенькая, мягкая. Если ты не хочешь, чтобы мы так и оставались в этом положении, забирайся обратно на кровать.
В конце концов, проглотив обиду и покорившись, Эллисон села на кровать. Спенсер отпустил ее, однако она не успела вскочить, так как его рука обвилась вокруг ее талии. Он подтащил Эллисон к себе. Верх пижамы задрался, обнажив живот, которым она прижалась к волосатому животу Спенсера. Эллисон оказалась на нем сверху, а он с торжествующей дьявольской улыбкой смотрел снизу на нее.
– Совсем неплохой вид отсюда, – проговорил он без всякого смущения, заглядывая в глубокий вырез пижамы.
Эллисон сделала отчаянную попытку освободиться.
– Ты извращенец, сексуальный маньяк, ты…
– Твой несносный характер принесет тебе когда-нибудь уйму разных неприятностей, Рыжик, – посетовал он, пощелкивая языком.
– Дай мне встать.
Спенсер улыбнулся демонической улыбкой:
– Лучше перестань дергаться и выслушай меня. – Эллисон прекратила всякие попытки освободиться. Ее глаза стали большими и испуганными, когда она посмотрела ему в лицо. – Ты готова выслушать то, что я хочу сказать?
– Да, – хрипло проговорила она. Спенсер не шутил. Она ощущала давление мужской плоти на свой живот. И ее тело отнюдь не было безразлично к этому. Когда голая кожа соприкасается с такой же голой кожей – это наслаждение! У нее возникло удивительное желание – потрогать, ощупать все его тело.
– Ну, тогда хорошо.
Он ослабил хватку и позволил Эллисон соскользнуть с него. Однако руки его продолжали обнимать ее за талию. Они лежали на боку лицом друг к другу. Эллисон благоразумно отодвинула ноги, вызвав тем самым улыбку Спенсера. Дыхание у обоих было неровным и учащенным. Если он что-либо знал о женщинах – а знал о них Спенсер достаточно, – она была возбуждена в такой же степени, как и он.
– Это единственная кровать на яхте, – начал Спенсер.