— Но был ещё один выдающийся монстр, звали его Куматэцу. Может, он и выглядел как мохнатый медведь, но проворством не уступал обезьяне и всюду размахивал любимым мечом. Прирождённый воин, по силе он превосходил даже Иодзэна.
— Вот только не всё с ним было так просто… Каждый знал о его силе, а ещё о грубости, высокомерии, своенравии и надменности. Поэтому у Куматэцу не было ни единого ученика.
— И тем более детей…
— И вот тогда снаружи, то есть из мира людей, пришёл он.
— Кто-нибудь из вас бывал там? Скорее всего, нет. Пусть наши миры отделены друг от друга, пусть различаются, но в чём-то они схожи, с этим не поспоришь. Люди придумали массу поразительных вещей, но многое из того, что лежит в основе их достижений — порядки, технологии, образ жизни, — в своё время передали им монстры. Например, некоторые мысли и суждения, которыми люди описывают богов, перекочевали к ним прямо из нашей истории и свода знаний. Но есть и обратные примеры: какие-то вещи, которыми мы практически не пользуемся, эволюционировали в человеческом мире. Например, письменность. У нас ценится мысль, а «буква» презирается и отторгается, верно? Да вы и сами об этом знаете, недаром мы цитируем слова древнего мудреца: «Мёртвой букве никогда не заключить в себя живой мысли. Уж лучше рисовать картины, чем буквы». Однако попади в мир людей — и что ты увидишь? Буквы, буквы, буквы… Они лезут изо всех щелей! Как глянешь на улицы, где буквы всё заполонили, бросает в дрожь! Иногда даже кажется, что человечество угодило к буквам в рабство.
— В этом смысле мы с людьми живём в совершенно разных мирах. И вот потому…
— Да…
— В общем, когда начинаешь рассказывать эту историю, тут же всплывает множество человеческих особенностей, которые мы своими словами и не выразим. Не годимся мы для этого.
— А потому…
— …всё остальное расскажем от его имени.
— Мы станем с ним одним целым и будем говорить как он.
— Что? Не похожи на него? У него морда не старая и не обезьянья? А ну, молчать!
— Ха-ха-ха. Придётся вам и мой морщинистый пятачок потерпеть. Но не страшно: вы будете слушать нас при свече и сами не заметите, как вместо уродливых физиономий начнёте видеть его доблестное лицо. Что ж, вы готовы? Тогда начинаем…
Рэн
Летом того года, когда мне исполнилось девять, я остался совершенно один.
До ужаса влажная погода накрыла вечернюю Сибую[1] жарким маревом. Ослепительно вспыхивали картинки на огромном экране здания QFRONT, уши закладывало от музыки, орущей из грузовиков. Загорался зелёный, и на пешеходный переход высыпа́ли толпы людей. Все как один: одеты с иголочки, смеются и с весёлым топотом куда-то спешат.
Я стоял в самом центре перекрёстка, в растянутой футболке, лохматый, потный и грязный. Несколько дней толком не евший и оттого совсем худой. В руках держал пакет из супермаркета.
Я вглядывался в лица прохожих — счастливые, беззаботные, такие благополучные…
А я… Я был неприкаянным ребёнком, выброшенным на обочину этого мира.
По другую сторону людского потока двое крепких полицейских вели в отделение, что рядом со станцией, двух молодых девушек, заломив им руки за спину.
— Пошевеливайтесь!
— Не трогайте меня!
— Из дома, небось, сбежали.
— Неправда!
— Будто мы не видим, вы же врёте!
Я слился с толпой, чтобы не попасться им на глаза, и успел пройти через ворота Центральной улицы ещё до того, как на светофоре загорелся красный. Многочисленные купольные камеры с высоты взирали на широкую улицу, выискивая подозрительных личностей. Удостоив каждый объектив взглядом, я скрылся там, где меня не могли видеть.
Оживлённый проспект сменился безлюдным переулком, дорогу озарял лишь холодный свет торговых автоматов. Исписанный граффити склад, трубы, кондиционеры, разбросанные картонные коробки, уличная пепельница, полная окурков. Именно сюда выходят работники магазинов, когда устают зазывать к себе народ. Но сейчас здесь никого: торговля идёт полным ходом, им не до перерывов.
Я прижался спиной к двери склада и опустился на корточки. Достал из пакета хлеб, оторвал кусок и закинул в рот. Хлеб валялся в пакете уже несколько дней, засох и громко хрустел на зубах. Другой еды не было. Всё моё состояние — несколько десятитысячных купюр[2] и пара монет в карманах шорт. Я медленно доедал хлеб и пересчитывал оставшиеся деньги. И тогда…