«Как же мне остановить Итирохико? — спросил я у отражения. — Из оружия у меня только меч, но враг не примет этот вызов. Мечом я могу сделать лишь одно: открыть свою пустую грудь, впитать тьму Итирохико, а затем вонзить в себя клинок, изгнав нас обоих из этого мира. Неужели не остаётся ничего другого?»
Моё отражение безмолвствовало.
И тогда…
— Знаешь, всё это время я задавалась вопросом, — вдруг прошептала Каэдэ, — почему я взяла тебя за руку? Почему побежала? Мне же страшно до невозможности, однако я это делаю… Но теперь я вспомнила. Вспомнила, как радовалась, когда мы приступили к занятиям. Мне никогда ещё не было настолько интересно вместе с кем-то учиться. Когда ты рядом, я на многое способна, у меня появляются силы. Вот и сейчас, если борешься ты, Рэн-кун, то не сдамся и я! — Каэдэ обратила на меня решительный взгляд. — Поэтому помни: в своей борьбе ты не одинок!
— Каэдэ…
Поезд въехал на станцию. Из окон полился ослепительный свет, и моё отражение исчезло.
«В своей борьбе ты не одинок», — эхом отзывались в голове её слова.
На экране перед глазами высветилось название станции — «Мэйдзи Дзингу-маэ (Харадзюку)», а затем послышался голос машиниста:
— Уважаемые пассажиры, в связи с пожаром в окрестностях станции Сибуя движение по линии Фукутосин остановлено. Поезд дальше не идёт. Повторяю…
Как мы ни старались, но так и не смогли покинуть Сибую…[17]
Меч в груди
Тем временем Дзютэн объяла полная неразбериха.
Рядом с площадью ни с того ни с сего раздался взрыв. Он произошёл прямо под мостом, и тот обвалился, подняв клубы белой пыли. Затем на главном проспекте восточного холма случился подземный толчок такой силы, что его ощутили во всём городе. Земля содрогнулась, причём совсем не так, как это бывает во время землетрясения. Удар наводил на мысли о каком-то незримом беснующемся создании. Необъяснимые явления так всполошили горожан, что на вечерних улицах, ещё недавно привычно оживлённых, воцарилась атмосфера невыразимого ужаса и тревоги.
Монстры толпами валили к особняку святого отца и требовали объяснить, что происходит. Поэтому он принял решение открыть круглый зал для посетителей. Обычно здесь заседал совет старейшин, возглавляемый святым отцом. Вдоль стен стояли отполированные до блеска зеркала, в которых отражались потолочные светильники. И зеркала, и ярко освещённый потолок с нарисованными по направлению сторон света величавыми соснами остались в этом зале ещё с тех времён, когда тут располагался театр. В обычное время посторонних сюда не пускали. Однако положение было чрезвычайным, и зал наводнили взволнованные монстры.
Пол в очередной раз содрогнулся от толчка.
Разодетые в просторные одежды старейшины высказывались по очереди:
— Что это за толчки?
— Это Итирохико. Он бушует в мире людей, пытаясь добраться до Кюты.
— Конечно, наши миры взаимосвязаны, но чтобы настолько?..
— Что будет с Дзютэном, святой отец?
На лицах старейшин застыла тревога.
— Хм… — святой отец закрыл глаза и промолчал.
Старейшины переглянулись и продолжили обсуждение:
— С какой стати мы должны страдать из-за конфликта людей?
— Было большой ошибкой приводить их в наш мир.
Вдруг в толпе монстров послышался шум. Старейшины недоуменно оглянулись. Святой отец поднял голову, монстры расступились…
По залу, еле-еле переставляя ноги, брёл Куматэцу, опираясь на меч, словно на трость.
— Уф… уф… уф…
Медведь остановился и поднял вспотевшее лицо. Монстры увидели, сколько бинтов покрывало его тело, и дружно ахнули.
Следом в зале появились мы с Татарой, тщетно пытаясь остановить беглеца:
— Куматэцу! Прекрати, помрёшь ведь!
— Тебе сейчас нельзя двигаться!
— Заткнитесь! — Куматэцу отмахнулся от нас и зашагал вперёд. — Святой отец… я всё слышал и должен что-нибудь сделать… Я…
— Куматэцу…
— Да что ты можешь? — сорвался на вопль Татара.
Но Куматэцу, как обычно, и не думал его слушать. Нам оставалось лишь смотреть в медвежью спину, а он всё шёл вперёд, опираясь на меч.
— Святой отец, только вы… в состоянии хоть как-то помочь… Спасение таится внутри вас, так не скрывайте же его!
— Спасение? — старейшины удивлённо склонили головы. Все собравшиеся монстры переглянулись. — Куматэцу, о чём ты?
Святой отец молчал и не открывал глаз.
Однако медведь, терзаемый ранами и с трудом дышавший, едва стоял на ногах, но не желал сдаваться. Глаза его сверкали так, словно он собирался броситься в новую битву.
17
Святилища Мэйдзи и Харадзюку находятся на границе Сибуи и Синдзюку, но всё-таки территориально относятся к Сибуе.