Куматэцу смотрел на девятилетнего меня, упрямо твердил своё и бил себя в грудь, а я стоял спиной к учителю и даже не думал слушать его слова.
— О! Так ты всё-таки пришёл? Хе-хе, как я и думал. Ты мне нравишься всё больше и больше!
Я без труда воскресил в памяти ночь, ларьки и нависавшего надо мной Куматэцу с бутылкой выпивки в руке и улыбкой до ушей. Именно тогда он впервые назвал меня учеником.
— Девять?.. Хе-хе. Значит, так, девять по-нашенски — «кю», а ты, получается, Кюта.
Куматэцу откинулся на спинку кушетки, стоявшей посреди жуткого беспорядка. Его самодовольная ухмылка возникла перед глазами так отчётливо, словно это было вчера. С тех пор он звал меня Кютой…
— Хе-хе… Ладно, Кюта! Ну держись, я тебя так натренирую!
Куматэцу хохотал, несмотря на синяки и царапины, оставшиеся после битвы, проигранной Иодзэну. В тот день я никак не мог понять, с чего тут можно смеяться.
Но теперь понимаю. Куматэцу был просто счастлив.
Дыра поглотила меч и начала затягиваться, по всему телу постепенно разливалось тепло. Воспоминания о хохоте Куматэцу и его лице затухали.
Раз он переродился, выходит, мы уже никогда не увидимся? Никогда больше не будем вместе тренироваться? Вместе обедать? Стоило лишь подумать об этом, как в груди что-то сжалось, а на глазах выступили слёзы и покатились по щекам. Капли падали на землю одна за другой. Я держался за грудь, в глубине которой исчез Куматэцу.
И тогда…
— Кюта! — услышал я до боли знакомый хрипловатый голос. — Чего разревелся, бестолочь?!
Э? Откуда голос?
— Плакс я ненавижу!
Из моей груди! Голос раздавался изнутри! От потрясения я потерял дар речи. Но тут же резко замотал головой, чтобы вытрясти из себя слёзы, а затем прикрикнул на собственную грудь:
— Заткнись, не реву я!
Вскинув голову, я увидел несущегося на меня кита. Он снова пытался атаковать, но моя грудь вдруг вспыхнула ярким золотистым светом. Раздался оглушительный грохот, и чудовищная сила отбросила кита назад.
Куматэцу, ставший духом, сокрушил тьму?
Кит растворился в воздухе, а сам Итирохико приземлился где-то вдали. Он нервничал и не понимал, что происходит.
Я подобрал свой меч и вернул его в ножны.
— Добей его! — вновь взревел Куматэцу. — Соберись с силами!
Тата-сан и Хяку-сан неотрывно следили за битвой:
— Кюта…
И Каэдэ с Тико — тоже.
— Рэн-кун…
Итирохико исчез, вместо него из мостовой снова вынырнул кит — всё с тем же оглушительным шумом и световыми брызгами. Внезапно монстр взмыл в небо высоко над Сибуей, словно угрожая мне.
— Рано! Нужно как следует подготовиться!
Я держал перед собой меч и ждал решающего момента.
Снова шум, снова выпрыгнувший из-под земли кит. С каждым появлением он оказывался всё ближе. Монстр взмывал в небеса, надеясь испугать меня и обратить в бегство. И тогда я заметил одну деталь: за потоком световых частиц мелькнула фигура Итирохико, то есть перед китом обязательно появлялся он сам, а значит…
Убедившись в своей правоте, я пригнулся и приставил руку с мечом к поясу. Этой стойке для выпадов после выхватывания меча меня научил Куматэцу.
— Следи за одной точкой! В неё и бей! — раздался в сознании голос наставника.
Я вошёл в глубокий транс и пытался определить, где и когда противник появится в следующий раз.
Буммм.
«Рано».
Буммм.
«Рано…»
Наконец я выбрал заветную секунду.
«Сейчас!»
В то же мгновение в голове раздался хриплый возглас:
— Давай, вперё-о-од!
Я резко оттолкнулся от земли.
— Уо-о-о-о!
Я рвался вперёд изо всех сил, продираясь сквозь бесчисленные частицы света.
Большой палец разъединил ножны и рукоять. Показалось ослепительно сверкающее лезвие. Я чувствовал, как обнажается и клинок Куматэцу, поселившийся в моей груди, как его лезвие полыхает неистовым алым пламенем.
Итирохико возник прямо на моём пути.
Скрывавшая его лицо маска кабана вздрогнула и будто приняла испуганное выражение.
Я прицелился.
— О-о-о-о-о-о!
Никогда ещё у меня не получалось обнажить клинок так быстро.
Свой меч выхватил и Куматэцу.
Белая вспышка. Два меча разогнали тьму.
Я замер, едва завершив выпад. Пропустивший удар Итирохико падал, словно подкошенный. Через мгновение в небо над Национальным спортзалом взмыл сверкающий кит. В этот раз частиц света выплеснулось ещё больше. Они рвались из земли, словно лава бушующего вулкана.
Клыкастый зверь извивался в муках. Его свет то гас, то загорался вновь.