Глава 12
ПО-ВОЛЧЬИ ВЫТЬ
В конце любой трапезы старая дева непременно отдавала дань одному и тому же ритуалу, считая, что никто этого не замечает: открыв изысканный фермуар своей сумочки, лежащей у нее на коленях, она тайком складывала туда кусочки хлебного мякиша, мяса и сырные корочки, остававшиеся не съеденными.
А мы, дети, видя это, в шутку принимались подражать ей, повторяя ее движения, — это было знаком нашей признательности ей. Когда она вставала после ужина из-за стола, никому как-то не приходило в голову спросить: «Кому же предназначались эти объедки?»
Мне потребовалось немало времени, чтобы понять: она подкармливала какого-то дикого, всегда голодного зверя. Юность Мадмуазель Вот прошла среди поляков, проживающих в Турени в огромных владениях. Причем аристократы, явившиеся к нам из заснеженных стран, осмеливались охотиться, как варвары, — верхом и с оружием в руках, и потому она была привычна к зверям с опущенными хвостами и всегда напряженными прыжковыми мышцами, которые, считалось, давно перевелись в наших краях, то есть волкам, к которым я, еще ни разу не встретившись с ними, уже проникся нежными чувствами и которые в свое время потрясли моего любимого поэта Альфреда де Виньи, как и я, уроженца Лош, творившего в 1843 году в Мэн-Жиро и начертавшего на белоснежной странице:
— В Польше, как и во Франции, — говорила Мадмуазель Вот, — волки питаются исключительно оленями. А с приходом зимы сбиваются в стаи.
Оказывается, Турень и Блезуа были наводнены волками, наводившими на округу ужас. Название Блуа происходит от bleiz — галльского слова, означающего «волк». Эти свирепые животные нападали на стада и пастухов, от которых оставались лишь кости. В нашем доме только и разговоров было, что о волках, тема эта страшно занимала мою матушку. Она поведала нам, как старый уличный скрипач, которого со сверстниками преследовала, обратил их в бегство, схватив в руки деревянные сабо и постучав одним о другой в ледяной зимней тиши, — было похоже на лязганье волчьих зубов. А однажды матушка настойчиво, несмотря на неодобрительный взгляд отца, забрасывала вопросами о волках одного дипломата из Центральной Европы. Это случилось за обедом у маркиза де Сера, рассказавшего о том, как в 1520 году Франциск I реформировал созданную некогда Шарлеманем[29] роту профессиональных егерей, имевшую собственный табель о рангах.
Все перемешалось у меня в голове: волки, в последнюю войну испугавшиеся обстрела и переплывшие Вислу, и другие, что появлялись на окраинах французских лесов с отличающим их повадку победным видом: шерсть дыбом, уши торчком, настороженный взгляд. Рассказы о них Анны-Марии — моей восхитительной вожатой в отряде скаутов, прозывавшейся Акелой, — и воспоминания моей матери об одной русской девочке, любимом ребенке губернатора Москвы Ростопчина[30], давали пищу моему воображению. Детство будущей графини де Сегюр было в моем вкусе. Под высокими окнами помещичьего дома в Вороново, затерянного в нескольких верстах от Москвы, девочка тряслась от страха всякий раз, как голодные звери заводили циничное и плотоядное хоровое пение. Но все это было не более чем литературой. А Мадмуазель Вот я обязан открытием того, что на свете существовал настоящий злой волк, остромордый и ушастый. Все ее действия, производимые украдкой в столовой, были направлены на то, чтоб припасти еды для любимого животного, но ведь всех этих крох никак не могло хватить на то, чтобы утолить голод дикого зверя, чья суточная потребность в мясе составляет от трех до восьми килограммов.
28
А. де Виньи. Смерть волка. —
29
Шарлемань (742–814) — Карл Великий (Carolus Magnum) — сын Пипина Короткого, король франков (768–814) и ломбардов, император (800–814).
30
Имеется в виду графиня де Сегюр (1799–1874), известная французская писательница, урожденная Ростопчина.