Я нахожусь в сооружении, которое, кажется, сделано из палок, покрытых каким-то растительным материалом. Оно небольшое, размером с палатку для щенков и едва вмещает нас двоих. Значит, это временное сооружение. Скорее всего, он построил это убежище недавно в качестве защиты, так что, возможно, съесть меня — не вариант. Ладно, это хорошо. Ну, может быть, не очень хорошо. Мой клитор пульсирует. Черт возьми, сосредоточься!
Мужчина наблюдает за мной, но не двигается, поэтому я продолжаю свои наблюдения.
Почему я голая? По-моему, это очень важный вопрос. Голая, и он… Мысль обрывается, потому что не знаю, куда я могу зайди.
Я проснулась возбужденной, очень-очень возбужденной, а он был у меня между ног, очень близко к моей киске. Он… занимался какой-то прелюдией? Исследованием? Готовился изнасиловать меня?
У меня нет ответов на эти вопросы. Я могу судить лишь по тому, что вижу, а не строить предположения. Итак, сосредоточься, наблюдай и оценивай. Я голая, прекрасно. Мои штаны вон там, рядом с тем местом, где я проснулась. Хорошо, так что мне не придется беспокоиться о том, что у меня нет никакой защиты от песка и жары этой планеты.
Он, пришелец. Чешуйчатый, у него есть легкий узор из чешуек по краям его лица, который постепенно увеличивается по мере того, как они возвращаются. Они мерцают в отраженном свете, который, должно быть, исходит от луны за пределами нашего маленького убежища. Из его лба по линии волос выступают рога. Кожа под чешуей светло-коричневого цвета с желтыми и синими переливами. У него пронзительные глаза красивого зеленого оттенка, но зрачки-щелочки, как у кошки или ящерицы. Это завораживает и пугает одновременно.
А еще он большой. Очень большой, например, поставь с ним рядом Шварценеггера и тот будет казаться малышом. У него темные, прямые, почти черные волосы длиной до плеч, из которых растут небольшие рога. Они прилегают близко к голове и изгибаются вниз, скрываясь из виду. Он одет в мягкую, свободную на вид рубашку, которая не сковывает его движения. Похоже, она сделана из какого-то сетчатого материала, который позволяет ей пропускать воздух. Имеет смысл для здешней окружающей среды. Ладно, сперва наблюдай, а затем оценивай. Что я знаю? Он весьма приспособлен к жаре и песку, поэтому логика подсказывает, что он уроженец этой планеты.
Он подается вперед, и я вскрикиваю. Он замирает, смотрит на меня, потом берет мою бутылку с водой и протягивает мне. Он не подходит ближе, чем должен, бутылка находится на полпути между нами. Я внимательно смотрю на нее, переводя взгляд с него на нее, потом протягиваю руку и беру. Он кивает, когда я откупориваю ее, а затем жадно пью прохладный напиток внутри. Ничто еще не было таким вкусным. Я пью его до тех пор, пока у меня снова не начинает кружится голова, и мне приходится остановиться, чтобы вдохнуть. Вытирая рот, я возвращаю бутылку и смотрю, как он берет ее, делает глоток, затем снова закрывает крышку и отставляет в сторону. Он придвигается ближе, и на этот раз я не кричу в голос.
— Кто ты? — спрашиваю я.
Он наклоняет голову набок, затем открывает рот и произносит что-то, что содержит много звуков «с» и немного шипения. Я качаю головой, не понимая, но ясно, что он разумен и владеет языком. Он ждет, что я отвечу, и снова повторяет те же звуки. Я разочарованно качаю головой.
— Я не понимаю, — говорю я, жестикулируя руками, как будто это поможет.
На борту корабля мы все говорили на всеобщем галактическом. Все так общаются, хотя некоторые несогласные из старшего поколения также сохраняют и свой родной язык. Все в галактике говорят на всеобщем. Где, черт возьми, мы разбились, что он не знает этого языка? Вулкан, верно, ну, если бы только я была законченной ботанкой, чтобы научиться говорить по-вулкански. Но он не похож на Спока, и я уж точно уверена, что он и не капитан Кирк.
Он скользит ближе, и в этот момент мой живот сжимается, а киска снова становится влажной.
Он… изучал меня, и по правде он довольно привлекательный. Но это неправильно! О чем, черт возьми, я думаю, пялясь на пришельца? Он замирает, словно ожидая, что я остановлю его, затем протягивает руку и касается моего бедра. Его рука такая холодная, что от его прикосновения по моим нервам пробегает дрожь. Это волнующе, заманчиво и чертовски неправильно. Я не могу этого сделать. Я отстраняюсь, но задержка в моих действиях, кажется, поощряет его. Он касается обеих моих ног руками и ведет ладонями от коленей к бедрам. Электрический озноб пробегает по моему позвоночнику, а затем внутрь, когда он приближается к моим эрогенным зонам, и влага стекает вниз по моим бедрам.