Он внимательно наблюдает за мной, затем медленно повторяет мои движения.
— Да! — я киваю, взволнованная тем, что, возможно, мы действительно общаемся, хотя бы на фундаментальном, детском уровне.
Его рот расширяется, а глаза загораются в безошибочной улыбке. Он обнажает острые заостренные зубы. Он ест мясо. Такие зубы явно не могут быть у пожирателя растений.
Надеюсь, он не каннибал.
Хотя я думаю, что технически это не было бы каннибализмом, так как мы не одной расы. Нет, если бы он хотел съесть меня, он бы уже сделал это, и я не знаю ни одного существа в галактике, которое вступало бы в сексуальные отношения со своей добычей перед кормлением. Это слишком странно, чтобы даже думать об этом.
Мысли о сексе выводят на первый план напряженную, пульсирующую потребность. Нет, не время для этого. Еда, вода, потом добраться до моих друзей — вот что сейчас важно. Я улыбаюсь в ответ, а затем снова изображаю, как будто что-то ем.
— Еда, — медленно повторяю я.
Он кивает и выползает из нашего примитивного укрытия. Я двигаюсь следом, собираю одежду и одеваюсь. Он ныряет обратно в укрытие и достает сумку, которая выглядит так, будто сделана из какой-то кожи. Он роется в сумке некоторое время прежде чем вытащить два предмета, завернутые в нечто похожее на клеенку. Он опускается на колени и осторожно разворачивает их, чтобы показать сочные на вид куски мяса.
Он выжидающе переводит взгляд с них на меня.
Я улыбаюсь, у меня уже слюнки текут, несмотря на то, что мясо сырое. Он протягивает мне один из них, и я беру его. Красное мясо похоже на какую-то говядину, и пахнет вкусно. Я хмуро оглядываюсь. Мне нужно придумать, как его приготовить, чтобы не отравиться. Заметив две палки, лежащие рядом с укрытием, я хватаю их и, аккуратно отложив мясо в сторону, собираю в кучу немного листьев и травы. Я кладу одну палку на кучу, а затем начинаю тереть по ней другой, надеясь создать достаточно трения, чтобы зажечь пламя.
Он опускается на колени и наклоняется, наблюдая с большим интересом. Он ничего не говорит, но переводит взгляд с палочек на меня и обратно. Я продолжаю тереть, и та, что в куче, становится теплой, но я понятия не имею, достаточно ли этого будет, чтобы разжечь когда-нибудь костер или я зря трачу свое время. Я биоинженер, а не бойскаут! Мои руки устают, а горячее солнце уже напекло мне в спину.
Пот капает с моего лба и падает в трут.
— Черт побери! — кричу я и в отчаянии бросаю палки.
Мой живот громко урчит, а все, что мне удалось сделать, это то, что мне стало нестерпимо жарко и я еще более голодна, чем, когда начинала всю эту затею. Разочарование переполняет меня, и накатывают непрошеные слезы. Я падаю на задницу и шлепаю руками по земле, качая головой. Он подходит ближе и тихо говорит. Он неуверенно тянется ко мне и, когда я не отстраняюсь, вытирает слезу с моей щеки. Он держит слезу на пальце, изучает ее, потом что-то говорит.
— Я не знаю! — кричу я. — Я голодная и хочу пить, и я не могу есть это сырым!
Он смотрит на мясо, на меня, потом на мою кучу трута. Клянусь, в его глазах светится понимание. Они расширяются и загораются, потом он снова что-то говорит и показывает на мясо, потом на мою кучу трута. Он повторяет те же слова и движения еще дважды, пока я не качаю головой и не пожимаю плечами, слезы все еще текут по моему лицу. Он снова нежно вытирает слезы с моих щек и издает звук, так похожий на успокаивающее «ш-ш-ш», что я затихаю.
Затем он снова поворачивается к моей куче трута и наклоняется, с шипением выдыхая. И та загорается! На самом деле он настоящий огнедышащий дракон!
Инопланетный мужчина-дракон берет несколько веток, которые я собрала, и подкладывает их в огонь, пока не разгорается небольшой костер. Он улыбается и оглядывается на меня через плечо, затем хватает сырое мясо, насаживает его на палку и держит над огнем. Он вонзает палку в землю, чтобы она сама удерживала пищу. Через несколько мгновений воздух наполняется мягким шипением и ароматом готовящегося мяса, и мой желудок урчит еще громче.
— Спасибо, — говорю я, вытирая последние слезы. — Спасибо. Боже, если бы мы только могли поговорить.
Он говорит что-то, а потом уходит в убежище. Когда он выходит, то протягивает мне бутылку с водой. Я беру ее и с благодарностью пью. Он показывает на свои глаза, потом на мои, потом на бутылку с водой.
По интонации его слов я догадываюсь, что это вопрос, даже если я не могу его понять.
— Прости, — говорю я, извиняясь, не зная за что.
Наверное, за то, что плакала. За разочарование, за то, что вела себя как ребенок, неважно. Он был так добр ко мне. На самом деле он был самым милым, самым добрым мужчиной, с которым я когда-либо общалась. Кто знал, что я скажу такое об огромном инопланетном драконе?