– И правильно, милорд, – одобрил профессор.
Артур развил бы тему дальше, но Кэрри легонько коснулась его запястья:
– Давайте теперь поговорим о более приятных вещах. Мина? Джонатан? Вам по-прежнему нравится жить в деревне?
На фоне проблем государственной важности, описанных Артуром, наша жизнь кажется тихой и скучной, но друзья с интересом выслушали наш рассказ о безыскусных повседневных радостях, об адвокатской практике Джонатана, о школьных успехах Квинси и о моем укромном существовании в роли жены и матери.
Далее в разговор вступил взбодренный вином Джек Сьюворд и развлек нас несколькими забавными историями о своих клиентах, в частности весьма фривольной историей об одной герцогине, которая для облегчения своего душевного состояния воображает себя китайским мопсом.
Затем заговорил профессор и для начала сообщил, что частично отошел от дел и много путешествует. Из уважения к нам с Джонатаном и из тактичности по отношению к Квинси он предпочел не останавливаться на характере своих текущих исследований и на цели своих путешествий.
Мы доели горячее и ждали следующего блюда, когда – по завершении рассказа Ван Хелсинга об одном из приключений бурной амстердамской юности – прелестная Кэрри чуть нервно кашлянула и произнесла:
– Прошу внимания!
Все взгляды обратились к ней.
– Я благодарю всех вас за чудесный вечер. Спасибо Харкерам, нашим замечательным, радушным хозяевам. Спасибо Квинси, сегодняшнему имениннику. Спасибо Джеку, нашему верному другу. Мы очень рады находиться среди вас.
– Верно, верно! – с излишней живостью воскликнул Джонатан и постучал вилкой по бокалу так громко, что я поморщилась.
– Мы с моим любимым мужем хотим сделать объявление. Радостное, хотя и несколько запоздалое объявление.
– Ах, моя дорогая! – встрепенулась я, тотчас услышав в голосе Кэрри совершенно особый восторг, какой испытывали и мы с Джонатаном, когда только-только узнали, что у нас будет ребенок. – Неужели?..
Она кивнула, а Артур расплылся в счастливой мальчишеской улыбке, какой я у него еще ни разу не видела.
– Нет ни малейших сомнений, – сказала Кэрри. – Он должен родиться через шесть месяцев.
– Он или она, – с ласковым упреком поправил Артур.
– Нет-нет! – Единственная вертикальная морщинка обозначилась на лбу у Кэрри, когда она сдвинула брови с самым убежденным видом. – Это будет мальчик. Долгожданный наследник состояния Годалмингов.
При последних словах вся наша компания невольно испустила вопль одобрения, вслед за которым так и посыпались поздравления, похвалы, добрые пожелания.
Профессор вскочил на ноги и в своей эксцентричной манере оглушительно хлопал в ладоши, словно аплодируя в опере. Джек с искренней радостью тряс Артуру руку, Джонатан наполнял бокалы, провозглашал тосты и предлагал мужчинам выкурить по сигаре после ужина. Квинси с широкой улыбкой поздравлял Артура. Я крепко обняла Каролину, такую стройную и изящную, и ощутила ее теплое дыхание на своей щеке – а она, вероятно, ощутила мое на своей.
– Я очень рада за вас обоих, – сказала я. – Просто безмерно счастлива.
– Спасибо, но… Мина?
– Что?
– Но буду ли я?.. То есть как вы думаете, сумею ли я стать по-настоящему хорошей матерью?
– О, Кэрри, вы будете замечательной матерью, просто замечательной. Поверьте мне.
– Спасибо, – с облегчением проговорила она. – Вы всегда вселяете в меня оптимизм.
Я стиснула объятия чуть крепче, а потом отпустила Кэрри. Все вокруг продолжали бурно ликовать, даже котенок, разбуженный шумом, прыгал и скакал на полу, словно воздавая должное радостной новости. Думаю, сторонний человек сейчас принял бы нас за буйнопомешанных.
Ах, как хотелось бы бесконечно продлить ту счастливую минуту! Как хотелось бы вечно наслаждаться мгновениями радости!
Ибо уже миг спустя все переменилось.
Среди шума ликования вдруг раздался страшный сдавленный вскрик Ван Хелсинга. Все тотчас умолкли, только котенок растерянно мяукнул пару раз. Повернувшись к голландцу, мы увидели, что лицо у него побагровело, а тело сотрясает крупная дрожь.
– Профессор! – ахнул Джонатан, смертельно побледнев.
Из левого угла рта у Ван Хелсинга вытекла единственная струйка крови. Он хрипло вздохнул и с трудом выговорил следующие бессмысленные слова, свидетельствующие о явном помрачении рассудка:
– Остерегайтесь… стригой… Белая башня… одноглазый…
Он нетвердо шагнул вперед, и доктор Сьюворд велел всем нам расступиться, чтобы дать профессору побольше воздуха. Но Ван Хелсинг сильно покачнулся и с размаху упал навзничь. Веки его затрепетали, он мучительно застонал, а потом устремил пристальный взгляд на Квинси и невнятно произнес: