Его светлость сухо поинтересовался:
— Полагаю, речь идет не о предстоящей свадьбе?
— Надеюсь. — Его милость чуть приподнял брови.
— Постараюсь оправдать ваши надежды, сэр.
— Вы меня успокоили, сын мой. — Его милость учтиво склонил голову, потом встал, слегка опираясь на трость. — Позвольте заметить, сын мой, что, заигрывая с девушкой из bourgeoisie[13], вы рискуете оказаться в центре скандала.
По лицу маркиза промелькнула улыбка.
— Прошу прощения, сэр, вы говорите на основании собственного богатого опыта?
— Естественно, — бесстрастно обронил его милость.
— Не верю, Монсеньор — вскричала потрясенно Леони. — Неужели вы заигрывали с bourgeoisie?!
— Ты мне льстишь, дитя мое. — Эйвон снова взглянул на сына. — Я отнюдь не требую от вас клятвенных заверений, сын мой, поскольку не сомневаюсь, что вы способны на самые отчаянные поступки, но помните — этого я не допущу. Не забывайте, вы мой сын. И я советую вам, Доминик, довольствоваться обществом женщин определенного класса, а именно тех, что знают правила игры.
Маркиз поклонился.
— Вы кладезь премудрости, сэр.
— Да, если речь идет о житейской мудрости. — В дверях его милость обернулся. — Я вспомнил еще кое о чем, Доминик. Что за фантастическую конягу, способную покрыть расстояние до Ньюмаркета за четыре часа, вы держите в своем стойле?
В глазах маркиза появился азартный блеск, но Леони осмелилась наконец дать волю своему негодованию.
— Монсеньор, я нахожу вас сегодня fort exigeant[14]. Четыре часа! Ma foi[15], так недолго и шею сломать!
— Отчего ж, можно и быстрее, — хладнокровно возразил его милость.
— Уж в это я точно не поверю! — твердо заявила герцогиня. — Кто способен на такое безумство, а вернее, самоубийство?
— Я, — коротко ответил герцог Эйвон.
— А-а-а, ну тогда я беру свои слова обратно, — Леони тут же потеряла интерес к спору о забегах.
— И сколько вам понадобилось времени, сэр? — ревниво спросил Видал.
— Три часа сорок семь минут.
— Но это слишком много, сэр! Думаю, трех часов сорока пяти минут более чем достаточно. Не желаете ли заключить пари?
— Разумеется, нет, — холодно улыбнулся его милость. — Трех часов сорока пяти минут более чем достаточно.
Он вышел.
Леони снова подала голос:
— Разумеется, мне ужасно хочется, дитя мое, чтобы ты превысил рекорд Монсеньора, но ведь это очень опасно. Умоляю тебя, Доминик, постарайся не разбиться насмерть.
— Не волнуйтесь, матушка, — улыбнулся Видал. — Обещаю, что останусь жив.
Леони протянула руку.
— Но ведь обещание легко нарушить, mon ange[16].
— Ни в коем случае, — весело возразил его светлость и поцеловал руку герцогини. — Спросите моего дядюшку. Он вам скажет, что мне на роду написано быть повешенным.
— Руперта? — Леони презрительно сморщилась. — Voyons, он не станет мне ничего говорить. — Она высвободила руку. — А теперь давай потолкуем серьезно, mon enfant[17]. Кто эта bourgeoise[18]?
Глаза Видала блеснули.
— Пустое, мадам. Ничего серьезного. Но откуда отец узнал про нее?
Леони покачала головой.
— Увы, друг мой. Я знаю, Доминик, лишь одно — тебе никогда и ничего не удастся скрыть от Монсеньора. Я думаю, эта новость его не воодушевила. Всем было бы спокойнее, если бы ты не пускался в рискованные авантюры…
— Не беспокойтесь, матушка. Я способен сам решать свои дела.
— Очень на это надеюсь, — с сомнением произнесла Леони. — Ты уверен, что твое поведение не повлечет за собой мезальянса?
Видал угрюмо взглянул на мать.
— Вы обо мне не очень лестного мнения, мадам. Неужели вы думаете, что я могу забыть о своем происхождении?
— Да, — со всей откровенностью ответила ее милость. — Я думаю, дорогой мой, что, когда в тебя вселяется дьявол, ты забываешь обо всем на свете.
Видал поднялся.
— Мадам, мой дьявол не советует мне жениться.
Глава III
Миссис Чаллонер обитала в квартале, прилегавшем к самым роскошным улицам Лондона. Овдовев, почтенная леди вынуждена была в одиночку противостоять судьбе. Ее положение усугублялось тем, что доходы этой достойной матроны ни в коей мере не соответствовали ее притязаниям. Ситуацию не спасала даже помощь родного брата, весьма состоятельного торговца. Время от времени добросердечный родственник оплачивал неотложные счета миссис Чаллонер. И хотя благодетельствовал он без особой охоты, с трудом отражая справедливые упреки жены и дочерей, безутешная вдова могла рассчитывать на него в самые тяжкие минуты. Всякий раз брат ворчал, что делает это исключительно ради Софи, так как не может допустить, чтобы такая красавица ходила в обносках.