Ох. Я начал понимать, о чем он вел речь. Я вспомнила подобные разговоры с Кэлом и с Дэвидом Редстоуном. Главное в этом понятии о свете и тьме то, что не всегда кристально ясно, что какой стороне принадлежит. Сделать выбор в хорошую сторону не всегда легко, часто его даже не можно распознать.
– Например, – начал Хантер, – микробы могут убить – как ботулотоксин. Но та же самая вещь, в маленьком количестве, может вылечить. Нож может помочь сохранить жизнь или может ее забрать. Любовь может быть радостным подарком или душной тюрьмой.
Это правда, подумала я, вспомнив, что я потеряла, расставшись с Хантером. Я не могла не смотреть на Скай. Ее лицо было спокойным, она смотрела на пол, но, реагируя на слова Хантера, на ее бледных щеках замаячил нежно-розовый румянец.
– Солнце – самое необходимое для жизни, – сказал Хантер, – но оно может сжечь зерновые культуры, люди могут умереть от жажды, оно может высушить кожу до появления волдырей. Огонь тоже может дать жизнь, сделать нашу пищу полезной, помочь защитить нас, но также может быть яростным мстителем, уничтожая каждый из этих путей, забирая жизни без разбору, не оставляя ничего после себя, кроме пепла.
Я сглотнула, перед глазами появился множество воспоминаний об огне. У огня и меня были любовно-ненавистные отношения. Огонь и я были близки, пока Кэл не попытался убить меня с помощью огня…. и огонь был средством Кьярана для убийства моей матери.
– Свет и тьма, – говорил Хантер. – Две половины целого. Все, что мы делаем, говорим, чувствуем, выражаем – все это имеет две стороны. Какая сторона преобладает – это решение, что делает каждый из нас ежедневно, много раз в день.
Мне казалось, как будто Хантер произносил это только для меня. Временами для меня различия между светом и тьмой, добром и злом были размыты. Почти каждая опытная ведьма, с которой я когда-либо говорила, признавалась в том же самом. Ужасным было то, чем больше ты изучаешь, тем меньше ясными они становились. Вот почему был так необходим непоколебимый внутренний компас морали. Именно это Хантер и пытался помочь мне развить в себе.
Я вздохнула.
После круга Бри вытащила содовую, минералку и сандвичи, и мы набросились на все это. Мне часто хотелось чего-нибудь сладкого после использования магии, и сейчас я с нетерпением набросилась на кусочек хлеба с цукини в шоколаде.
– Это очень вкусно, – сказала Дженна, беря ломтик этого хлеба. – Ты сама его испекла, Бри?
Бри засмеялась.
– Я тебя умоляю. Я не знаю, как обращаться с духовкой. Его испек Робби.
Я избегала разговоров с Хантером или Скай, и, когда все начали собираться домой, я улизнула за дверь своей машины. Я вымоталась и хотела разобраться в сегодняшней магии. Я больше не хотела ни говорить, ни думать о свете и тьме. Я хотела поехать домой и упасть в постель. Впервые с тех пор, как мои родители уехали, я захотела, чтобы они были дома, чтобы ждали меня. Не то чтобы я не скучала по ним до сих пор – я просто не ощущала нужды в них. Сегодня вечером я знала, что меня бы утешило одно их присутствие в доме.
Как только я вырулила на темную дорогу, мне стало интересно, где была этим вечером Рейвин. Она проигнорировала Скай, потому что они поссорились, или она встретилась с Киллианом?
Когда я вошла в дом, я чувствовала тяжесть в груди, мои руки были холодными. В своей комнате я стала готовиться ко сну. Я долго лежала в темноте, с прижатым ко мне мурлыкающим Дагдой, просто думая. Киллиану на самом деле нельзя было доверять. И Кьяран становился ближе с каждым вздохом.
Прошло много времени, прежде чем я заснула.
Глава 12
Кьяран
Спасибо тебе, брат Колин, за добрые слова и за присланное вино. Я отдал его в аббатский винный погреб, и отец Джозеф был очень благодарен. Слава Господу, я в порядке, хотя меня все еще беспокоят смущающие меня видения и мечты. Мои знания прусского языка сильно расширились, и я пребываю в благоговейном трепете перед библиотекой аббатства, ее драгоценными и святыми книгами. Они накопили великолепное собрание религиозных трудов, и, думаю, они очень разборчивы в том, с кем следует делиться этим богатством.
Ну вот, живя, трудясь и в одиночестве свершая молитвы, я чувствую себя свободным от прежних тревог.
Брат Синестус Тор Колину, Апрель 1770 года.
Проснувшись в воскресенье, я долго лежала в кровати, пока мысли в моей голове не прояснилась. Я задумалась, чем занимались мои родители, и были ли они на церковной службе даже в морском круизе. Ну конечно, да. Интересно, нашла ли Мэри-Кей католическую церковь где-нибудь неподалеку от их горнолыжного курорта. С тех пор как я открыла для себя Викку, моя сестра в отместку стала еще больше преданна католицизму.
– Может, мне сходить в церковь, – произнесла я вслух.
Дагда сидел на кухонном столе, где ему находиться не позволялось, и мыл переднюю лапу. Он повернул ко мне свою серую мордочку и посмотрел на меня своими большими зелеными глазами.
– Я просто чувствую, что мне нужно туда сходить, – сказала я ему, а затем пошла наверх одеваться.
Моя семья ходила в собор Святой Марии сколько я себя помнила. Это как присутствие на семейном собрании. Мне пришлось поболтать с пятью прихожанами, прежде чем спокойно сесть на свое место.
Что мне нравилось в католицизме, так это то, что он может успокаивать. Он создает правила, по которым ты должен жить. В Викке все свободно: ты сам делаешь свой выбор между добром и злом, решаешь, как жить собственной жизнью, как славить Богиню и Бога, как отмечать праздники. Нет ничего однозначного, не существует абсолютной истины. Вот почему собственное знание было так важно, ведь каждая ведьма должна сама решить это для себя. Так как я видела Викку, она была основана на личном выборе и вере и в меньшей степени на следовании правилам.
Тем не менее, со свободой приходит ответственность, а также появляется больше шансов где-то напортачить.
Сегодня, сидя в храме на скамье, опускаясь на колени и вставая почти автоматически, произнося слова молитвы и напевая гимны, я смогла заметить кое-что общее в Викке и католичестве. И у того, и у другого есть дни, когда нужно соблюдать некоторые правила, схожие праздники, которые определяются годовым циклом. Некоторые викканские саббаты и католические праздники совпадают, например, Пасха, которая приходится на одно время в обеих религиях, только в Викке мы называем ее Остарой. Оба праздника восхваляют возрождение и используют одинаковые символы: ягнята, кролики, лилии, яйца.
В обеих религиях используются особенные предметы и символы: святая чаша, ладан, молитва/медитация, особое облачение, свечи, музыка, цветы.
Для меня это была связь, что делала легче переход из одного в другое. Я не полностью оставила католичество – на самом деле, я понятия не имела, как это можно сделать после стольких лет. Но моя душа все больше и больше поворачивалась к Викке. И, казалось, с этой тропы я уже не смогу свернуть.
Друг за другом вышел хор, голоса певцов произносили один из моих любимых гимнов. Мимо прошел отец Томас, раскачивая кадило, за ним следовал прислужник с крестом и отец Бэйли. Когда люди на моей скамье начали выходить, я тоже стала в очередь.
Я чувствовала себя удовлетворенной,спокойной, кроме того, я была рада, что смогу сказать своим родителям, что присутствовала сегодня на службе. Остаток дня был свободен, и я начала думать о том, чем бы могла заняться.
Я была почти у дверей, когда мой взгляд скользнул по кому-то, сидящему на последней лавке, ждущему своей очереди выйти. Затем мое сердце остановилось, дыхание задержалось в горле. Кьяран. Мой отец.
Он понял, что я узнала его. Поднявшись, он последовал за мною, когда я вышла из церкви, пройдя через высокие, тяжелые резные деревянные двери. Мое сердце снова забилось и почти больно стукало в груди. Это была родственная душа моей матери: единственный человек, кому было предначертано любить ее и быть ею любимым. И они любили друг друга, любили до безумия. Но он уже был женат; а Мейв не смогла остаться с ним, и он убил ее.