Пола уже давно бросила просматривать газеты в ожидании заметки со скандальным разоблачением за подписью Захария Роудса, который именно от нее получил эти сведения. Она была разочарована тем, что попытка отомстить закончилась безрезультатно, и удивлена, что история не попала в газеты, но подумала, что у Захария, должно быть, имелись для этого свои соображения. Может быть, он решил сначала проверить факты и не обнаружил ничего достаточно предосудительного для публикации – это, правда, было бы несколько удивительно, поскольку Пола была уверена, что отношения между Лэдди и сыном сенатора продолжались, хотя все держалось в большой тайне. Или, возможно, Захарий принадлежал к числу сторонников сенатора и не хотел ставить его в затруднительное положение – это объяснение было маловероятно, потому что репортерам, вроде Захария, была чужда щепетильность, и они зарабатывали на жизнь, раскапывая подноготную известных людей, которым было что скрывать. Нет, Пола и представить себе не могла, что Захарий или его редактор не предали гласности эту историю из деликатности, хотя угроза судебного преследования и штрафа в размере нескольких тысяч долларов могла бы, наверное, их остановить. Так или иначе, в газетах ничего не появилось, и, приехав в Шиннекок-Бэй, Пола перестала интересоваться прессой и почти совсем забыла о своем замысле.
Однажды вечером в пятницу, когда Пола возвратилась с пляжа, горничная передала ей просьбу Хьюго сразу же позвонить ему. Пола удивилась, но особого беспокойства не проявила. Хьюго собирался приехать к ним на уик-энд, и, наверное, что-нибудь его задержало. В ожидании соединения, она расслабилась и почувствовала себя счастливой, впервые за много месяцев.
«Пожалуй, отдых здесь пошел мне на пользу, – думала Пола – Я почти совсем не вспоминаю о Греге, и вокруг нет никого, кто бы обо мне сплетничал. Надо будет позаботиться, чтобы Хьюго выполнил обещание и приобрел виллу здесь, на Лонг-Айленде».
– Дорогая, это ты? – Хьюго старался говорить спокойно, но Пола сразу же догадалась, что произошло нечто ужасное.
– Хьюго, что случилось? – спросила она и почувствовала, как от нервного напряжения по спине побежали противные мурашки, как это часто бывало в последнее время.
– Извини, дорогая, но я не смогу приехать, как обещал. Здесь такое творится!
– Творится? Что ты имеешь в виду?
– Ты, наверное, не видела сегодняшних газет? – спросил он, и она ощутила уже не мурашки, а шок, словно через ее тело пропустили электрический ток.
– Газету? Нет. А в чем дело?
Но она уже поняла, что случилось.
– Это касается Лэдди, – медленно произнес Хьюго. – Какой-то подонок-репортер опубликовал грязное разоблачение. Не имею понятия, как ему в руки попала такая информация и почему такое дерьмо может кого-нибудь заинтересовать, но такая статья появилась. Какую бы цель они ни преследовали, они своего добились.
– О Боже… Воображаю, как расстроился Лэдди, – сказала Пола, хотя в душе она ликовала.
– Еще бы, конечно, расстроился, – сказал Хьюго. – Но это еще не все. Юноша, с которым был связан Лэдди, сын Джимми Коннелли – сенатора Джимми Коннелли. Можешь себе представить, какой скандал разразился и какой шум поднялся вокруг имени сенатора. До сих пор для прессы и публики он был образцовым семьянином и прилагал неимоверные усилия, чтобы все члены его семьи вели себя безупречно во имя поддержания этого имиджа.
– Подумать только! От него теперь, наверное, пух и перья полетят, – сказала Пола.
– Уже полетели. Крис Коннелли – парнишка деликатный, представив себе все последствия, покончил с собой – сел в свою машину и на большой скорости врезался прямо в десятитонный грузовик.
– О Боже! – в ужасе воскликнула Пола.
– Да, это действительно ужасно. Бедный парень…
– А может, это просто несчастный случай? – предположила Пола.
– Была такая версия, но ее отмели. Водитель грузовика сказал, что тот вел машину прямо на него, и он не мог увернуться. Но что бы это ни было – несчастный случай или самоубийство, – можно с уверенностью сказать, что убил его этот подонок Захарий Роудс. Ничего не случилось бы, если бы он не выплеснул на страницы газеты такие помои, и я еще доберусь до этого негодяя!
У Полы перехватило дыхание от страшной мысли.
– А ты не знаешь, откуда репортер получил сведения? – спросила она. – Может быть, кто-нибудь подсказал ему?
– Я об этом не слышал, но, по-моему, это вполне вероятно. И кто бы это ни сделал, он заслуживает публичной порки! – заявил Хьюго.
Полу охватила дрожь. Зачем было этому глупому парнишке убивать себя? Она не ожидала, что такое может случиться, а теперь вот получается, что юноша погиб из-за нее.
Еще раз обдумав ситуацию, она поняла, что это так и есть, однако теперь весь ужас случившегося и ее собственная зловещая роль в этом приобрели иную окраску, вызвав какое-то странное возбуждение. Она была права, когда, узнав секрет Лэдди, почувствовала свою власть. Она властвовала над жизнью и смертью! Страх перед разоблачением неожиданно прошел. Пола, опьяненная сознанием собственного всемогущества, расхохоталась. Когда Салли некоторое время спустя зашла к ней, Пола все еще смеялась.
Салли наслаждалась отдыхом в Шиннекок-Бэй. После довольно скромного образа жизни в Лондоне ей казалось, что она очутилась в раю, и от ощущения солнечных лучей на коже и песка под ногами все проблемы казались такими далекими. Она ежедневно плавала и играла в теннис, когда удавалось уговорить Полу, и радовалась тому, что Марк может пользоваться всеми маленькими благами, которые она обычно бывала не в состоянии ему предоставить.
Идиллию омрачало нарастающее раздражение, которое вызывала у нее Пола. Конечно, между ними и раньше случались стычки по мелочам, как это часто бывает между сестрами, но теперь Салли возмущала полная поглощенность Полы собственной персоной и высокомерное отношение к окружающим. Неужели она и раньше была такой, размышляла Салли, или эта беззаботная жизнь окончательно ее испортила? Вполне возможно, если учесть, что Хьюго баловал ее сверх меры. Но, может быть, Салли просто стала старше, недосягаемое совершенство сестры уже не так сильно влияло на нее, и теперь она замечала ее недостатки и не искала, как прежде, им оправдания. Что же до послеродовой депрессии, о которой ей поведал Хьюго, то Салли не заметила абсолютно никаких ее проявлений у Полы во время их отдыха. Напротив, казалось, что Пола все время находится в каком-то возбуждении. Стоит вспомнить, как она чуть ли не истерически хохотала, когда Хьюго сообщил ей по телефону печальную новость о гибели сына сенатора, однако после этого у нее не было заметно никаких признаков того, что она расстроена этим трагическим событием. «Я уверена, что если бы такое произошло с кем-нибудь из моих знакомых, это омрачило бы мой отдых», – думала Салли, но Поле, видимо, все было совершенно безразлично.
На Хьюго же происшедшая трагедия повлияла очень сильно. Выбравшись наконец в Шиннекок-Бэй, он выглядел усталым и опечаленным, разделяя со своим другом и помощником горе и чувство вины, которые тот испытывал. Однако, как всегда, его прежде всего беспокоила Пола, и, когда они с Салли остались наедине, он сразу же заговорил об этом.
– Меня действительно тревожит ее состояние, Салли. Порой она так странно себя ведет. Ты считаешь, есть улучшение?
– Мне она кажется такой же, как всегда. Она немного взвинчена – и все. – Салли сделала паузу, пытаясь вспомнить и проанализировать поведение Полы. – А она, случайно, не беременна снова, а? Хьюго опешил.
– О Господи! Не думаю. А почему тебе так показалось?
Салли, поразмыслив, ответила:
– В ней появилось что-то такое… Не знаю, как это назвать… Какое-то тайное возбуждение. Но, может быть, это только показалось.
Хьюго улыбнулся.
– Я быт бы счастлив, если бы она забеременела, но, мне кажется, случись такое, Пола вряд ли была бы радостно возбуждена. Она наотрез отказывается иметь еще детей – как это ни прискорбно.