После той первой близости, которую, Пола была уверена, Грег тщательно спланировал, как и все прочее, что он делал, они занимались любовью, как только оставались где-нибудь наедине – у него на квартире, в ванной комнате дома, куда их приглашали на вечеринку, в ее собственных апартаментах. Казалось, опасность действовала на Грега как возбуждающее средство, а Пола к тому времени почти перестала беспокоиться о том, что их могут застать. Если Хьюго обо всем узнает, то они с Грегом по крайней мере смогут открыто бывать вместе, и это положило бы конец его невыносимым отлучкам, когда он пропадал на несколько дней, ничего ей не объясняя и не давая о себе знать. Несмотря на полную одержимость им, когда она не могла думать ни о чем другом, кроме как о следующей встрече, Пола все же не была в нем уверена. Он ее хотел – это не вызывало у нее сомнения, – он обладал ею и заявлял о своем праве на нее всеми способами, о существовании которых она раньше и не подозревала, но он оставался хозяином положения и ее хозяином тоже. Проявляя абсолютное самообладание, он часто игнорировал ее и доводил этим до такого состояния, что она была готова на все, лишь бы только он улыбнулся ей или подал какой-нибудь знак, свидетельствующий, что он не забыл хотя бы о ее существовании.
Она жила, словно шла по лезвию бритвы. Он обладал ею тогда и там, где хотел, – ею, которая всегда заставляла окружающих ее мужчин плясать под свою дудку. И хотя неуверенность в нем была для нее пыткой, именно это поддерживало в ней интерес к приключению. В те редкие моменты, когда она была способна мыслить здраво, она понимала, что это правда, хотя ей очень хотелось бы, чтобы ее убедили в обратном. Но она думала лишь о том, когда он снова овладеет ею и снова доведет до острого сладкого экстаза, который умел вызвать один он и который всегда оставлял ее дрожащей и жаждущей продолжения. Даже страх, преследовавший ее после самоубийства Криса Коннелли, отступил в ее сознании на задний план – если Захарий хотел выдать ее, то он бы уже давно это сделал – да и зачем бы ему? Она не назвала себя по телефону, и даже если он узнал ее по голосу и догадался, кто ему звонил, он никогда не осмелился бы назвать ее, не имея доказательств. А если бы вдруг кто-нибудь другой вычислил ее, так ведь не одна она была хранительницей «государственной тайны». Известное ей могло быть известно и другим. Нет, маловероятно, что Хьюго когда-нибудь узнает, что именно она донесла на его помощника и друга. Правда, всегда следовало опасаться, что Хьюго узнает о ее похождениях в совсем иной области.
Суровой нью-йоркской зимой здоровье матери Хьюго начало резко ухудшаться. Напрасно Хьюго пытался убедить ее перебраться куда-нибудь в более мягкий климат – она никогда не жила нигде, кроме Нью-Йорка, говорила она, и здесь была намерена умереть. Удрученный ее состоянием Хьюго проводил с матерью все больше и больше времени, а Полу это только радовало, потому что давало ей возможность встречаться с Грегом по первому его требованию. Иногда Хьюго сам им подыгрывал, позволяя Грегу сопровождать ее на вечеринки, на которых сам не мог присутствовать, и тогда Пола совсем не испытывала угрызений совести. Если Хьюго так слеп, то винить ему следует только себя.
В январе Марта Варна умерла, и ее похороны хорошо запомнились Поле, потому что Грег последовал за ней в ванную комнату и овладел ею там, объяснив потом свой поступок с кривой ухмылкой: «Я не мог устоять, чтобы не трахнуть тебя, очень уж ты соблазнительно выглядишь в трауре». После этого он уехал по делам, и она не видела его и не слышала о нем почти шесть недель.
Когда настало лето, их бурная связь все еще продолжалась в том же духе.
– В этом году вы оба должны немного отдохнуть на моей «лодочке», – сказал однажды Грег. – Не принимаю никаких отказов.
К радости Полы, Хьюго согласился, и они втроем улетели в Италию, где провели три недели, днем загорая на выскобленных добела досках палубы, а благоуханными вечерами – болтая и потягивая шампанское. Этот отдых был для Полы мучением: находиться так близко от Грега и не спать с ним – это ли не адская мука? Яхта, хотя и роскошная, была невелика; она была рассчитана на то, чтобы Грег мог управлять ею один, без команды, плавая между островами и не выходя в открытое море, а это означало, что там не было места, где они могли бы остаться вдвоем. Но Грег, казалось, находил удовольствие в сложившейся ситуации, наслаждался собственным вынужденным воздержанием и насмешливо наблюдал, как она изнывает от желания. В конце концов Пола не выдержала. Она пожаловалась Хьюго, что скучает по Гарриет, и они улетели домой раньше, чем собирались.
– Когда-нибудь я куплю большую яхту, – пообещал Грег, по обыкновению, вкладывая в свои слова двойной смысл. – Может быть, тогда ты погостишь у меня, Пола?
– Судя по тому, как у тебя идут дела, ты скоро сможешь трижды купить и продать всех нас, – сказал Хьюго.
Грег не вернулся в Штаты вместе с ними – в Италии ему надо было закончить дела. Он хотел встретиться с какими-то текстильными фабрикантами, которые намеревались основать модный картель. Поскольку Грег был итальянцем по происхождению, ему эта идея пришлась по душе.
– Возможно, я смогу сделать кое-что для тебя, Хьюго, – говорил он.
Хьюго улыбнулся.
– Кажется, мафия вторгается в мир моды, но я всецело полагаюсь на тебя во всех коммерческих вопросах. У меня будет время заняться любимым делом – созданием моделей.
Пола промолчала. Она могла бы сказать, что Грег недурной эксперт в некоторых далеких от бизнеса областях. Только об этом не принято рассказывать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Пола ошибалась, считая, что Хьюго совсем не замечает ее одержимости Грегом. Он слишком сильно любил жену, чтобы не обратить внимания на то, что в присутствии его делового партнера она бывает особенно оживленной. Но ему не приходило в голову видеть в этом что-нибудь дурное. Хьюго понимал женщин и любил их – разве не этим объяснялся такой успех его моделей? Разве не хотел он, чтобы женщины выглядели в них красивыми и при этом чувствовали себя удобно? Он знал, что женщинам свойственно мечтать и инстинктивно использовал это знание в своих творениях, никогда не осуждая их за это. Если Грег смог найти путь к тем закоулкам души Полы, куда ему хода не было, если ее размеренная семейная жизнь становилась от этого более красочной и романтичной, что в этом дурного? И здесь Хьюго допустил роковую ошибку, потому что доверял Грегу всецело, считая его старым добрым другом. Грег был его партнером и приятелем – значит, он не способен его обмануть. Каким бы заядлым бабником он ни был – они с Хьюго частенько шутили за стаканчиком по поводу одержанных Грегом побед, – он никогда не наложил бы кучу на пороге собственного дома, как говорится в одной грубоватой пословице. В этом Хьюго был уверен, поэтому он смотрел сквозь пальцы на увлечение Полы. Кроме того, Грег никогда не проявлял к Поле большего интереса, чем к любой красивой женщине и жене своего друга. Хьюго очень долго верил в это, а когда у него появились первые сомнения, то это касалось не Полы, а финансовых махинаций человека, которому он доверил управление своими делами. Поползли слухи – пока что передававшиеся шепотком, – что некоторые операции Грега не так безупречны, как кажутся, и Хьюго был потрясен, когда они до него докатились. Сначала он не обратил на них внимания, проявляя, как обычно, лояльность к другу. Он давно подозревал, что Грег иногда сильно рискует, но разве не так поступает большинство людей, называющих себя финансистами? Именно рискуя, они делают деньги, но он не мог поверить, что Грег замешан в чем-то явно бесчестном. Однако слухи росли, и тут у Хьюго впервые появились сомнения в искренности Грега: поговаривали о том, что Грег вкладывает огромные средства, чтобы помочь встать на ноги одному молодому итальянскому модельеру. Хотя сам Хьюго теперь прочно стоял на ногах и у него хватало здравого смысла не считать себя единственным талантливым творцом моды, он был обижен и озадачен тем, что, общаясь с ним, Грег даже не упомянул об этом.