Положив трубку, она сидела, обхватив себя руками, потому что никак не могла унять дрожь. Она уезжает с Грегом! Едет не просто отдохнуть, а на всю оставшуюся жизнь. Он никогда больше не сможет обращаться с ней с небрежным безразличием – теперь не сможет. Впервые она получила власть над ним – а она всегда к этому стремилась. Они будут вместе, и у них будут деньги, которые он припрятал где-нибудь в Южной Америке или на счету в одном из швейцарских банков, а может быть, в каком-нибудь другом месте, и все будет чудесно!
Пола откинула голову и рассмеялась от почти маниакального наслаждения.
Успокоившись, Пола приказала Дорис собрать чемоданы, объяснив, что уезжает отдохнуть. Когда она перечислила все, что ей нужно взять с собой, Дорис удивленно подняла брови, но ничего не сказала – она привыкла к странностям хозяйки. Но брать с собой столько вещей, уезжая всего на несколько недель! Ну да ладно, лучше сделать то, что приказывают, философски рассудила Дорис. Возражать госпоже Варне было бесполезно.
Пола бродила по дому, взвинченная до предела, не задерживаясь ни в одной комнате. Когда пришло время укладывать спать Гарриет, она отправилась в детскую, чтобы поцеловать дочь на сон грядущий, и малышка вцепилась в нее, словно почувствовав неладное. Пола обняла ее, потом положила в постель, затем снова взяла на руки, уткнувшись лицом в ее мягкие белокурые волосы, охваченная на какое-то мгновение приступом материнской любви. А что, если взять Гарриет с собой? Нет, это было бы просто неразумно. Если она возьмет с собой ребенка, это все испортит. Но, может быть, когда девочка подрастет, Пола пошлет кого-нибудь за ней.
– Спокойной ночи, детка, – пробормотала она со слезами на глазах, навернувшимися не столько из-за испытываемых ею чувств, сколько для их артистического изображения. И вдруг она услышала голоса, шепчущие из каждого угла комнаты: «Разве она была когда-нибудь хорошей матерью? По правде говоря, она была никудышной матерью. Но разве можно от такой ожидать чего-нибудь другого?»
Пола подняла голову, настороженно вглядываясь в тени.
– Заткнитесь! Замолчите и оставьте меня в покое!
Шепот стих, и она уже не разбирала слов, а слышала лишь невнятный осуждающий гул голосов.
Она еще раз поцеловала Гарриет, поправила одеяльце и спустилась вниз. В половине девятого приехал домой Хьюго. День выдался на редкость утомительный, и он страшно устал.
Он обедал с самим Джоном Фэрчайлдом, издателем «Фэрчайлд пабликейшнс», который превратил скучную профессиональную газету «Вуменс Веар Дейли» в обязательное чтение каждого, кто интересуется модой, и поскольку Хьюго получал удовольствие от беседы, то обед затянулся, и он выпил немного больше, чем обычно разрешал себе днем. Джон был компанейским парнем, и, хотя Хьюго, как и каждый человек из мира моды, относился с уважением к человеку, чьи меткие, в одну строку, характеристики и деление модельеров на тех, кто «в моде», и тех, кто «вышел из моды», могли возвеличить или погубить любого модельера, фабриканта одежды или какого-нибудь представителя «сливок общества», он не переставал восхищаться независимым нравом издателя и его безошибочным вкусом. Однако, возвратившись в офис, Хьюго застал там Джейсона Хирста, своего поверенного, который поджидал его в самом мрачном и подавленном настроении из-за слухов о Греге Мартине. По окончании беседы пришлось еще сделать кучу дел, прежде чем он собрался наконец домой.
Пола была в зимнем саду, и стоило ему взглянуть на нее, как он понял, что она взвинчена – «на взводе», как сказала бы Салли. Лицо ее горело, глаза блестели, и было заметно, что она выпила. Решив обращаться с ней так, будто он ничего не замечает, Хьюго налил себе виски и расположился в кресле, но Пола не присела, а заметалась по комнате, словно пойманная бабочка, рвущаяся на волю. Вдруг она разразилась каким-то звенящим смехом, заставившим его взглянуть на нее повнимательнее.
– Пола? Что происходит, дорогая?
Она вздернула подбородок, поигрывая одной сережкой и глядя на него со странной улыбкой, возбужденной и торжествующей одновременно.
– Мне надо кое-что сказать тебе, Хьюго. Завтра я уезжаю с Грегом.
Слова Полы не сразу дошли до его сознания.
– Что ты сказала?
– Я улетаю в Италию с Грегом. Разве что-нибудь неясно? Я подумала, что тебе следует об этом знать.
Он уставился на нее, не понимая.
– О чем ты говоришь?
Она опять рассмеялась резким нервным смехом.
– Хьюго, не притворяйся, что ты потрясен. Даже ты не можешь быть настолько слеп. Это началось уже довольно давно.
– Что началось?
– У нас с Грегом. Мы любим друг друга. И теперь я уезжаю с ним. Завтра. Все уже подготовлено.
Его вдруг затошнило, будто в желудке скисло вино, выпитое им за обедом.
– Пола… ради Бога… – он шагнул к ней. Она отступила, словно боясь его прикосновения.
– Не надо, Хьюго. Не пытайся удержать меня.
– Я этому не верю, – сказал он в растерянности. – Между вами ничего не было. Я бы знал об этом. Ты все это придумала, Пола. Ты была нездорова. Ты и сейчас нездорова.
– Так я и знала, что ты это скажешь. Ты такой же, как они. Ты против меня, все вы против меня. Кроме Грега.
– Не строй из себя дурочку, черт возьми! Кто это против тебя? Тебе надо показаться врачу, Пола. Я вижу, ты действительно больна. Утром я поговорю с Бастером. Он организует тебе консультацию у самого лучшего психоаналитика.
– Нет!
– Дорогая, тебе нужна помощь.
– Нет, мне нужен Грег. – Глаза у нее стали дикими, губы скривились, словно она была готова снова расхохотаться, а в голосе зазвучали истерические нотки. – Ты мне не веришь, не так ли? Ты все еще мне не веришь. Ты считаешь, что я выдумываю. Но это правда, Хьюго. Мы с ним любовники и уже очень давно. В первый раз он овладел мной в этой самой комнате. В тот вечер, когда ты был на обеде у своей матери по случаю ее дня рождения.
– Моей матери?
– Помнишь, ты пошел туда один? Мы собирались на вечеринку. За нами заехал Грег. И мы с ним занимались любовью. Здесь… – она хихикнула, – на этом ковре. Как раз там, где ты стоишь.
Хьюго остолбенел. Что-то в ее тоне и выражении лица подсказывало ему, что каким бы невероятным все это ни казалось, как бы ни была больна Пола, она говорила чистую правду. Однако он не мог и не хотел верить. Все было слишком чудовищным.
– Не лги мне, – заорал он.
– Я не лгу, Хьюго.
– Грег не стал бы… Я, конечно, знаю, что он бабник, но он не стал бы… Тем более здесь, в моем доме.
Она поджала губы, словно он, отказываясь верить ей, отрицал любовь к ней Грега.
– Если ты мне не веришь, я представлю тебе доказательство!
Она выскочила из комнаты, и он услышал, как застучали ее каблучки вверх по лестнице. Он стоял, не двигаясь, и только ерошил пальцами свои редеющие волосы. По его лицу струился пот, его подташнивало.
Прошло несколько минут, а Пола не возвращалась, и его охватила паника: кто знает, что еще она могла натворить в таком состоянии? Он рванул вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки. Из-под двери ее комнаты пробивалась полоска света. Он рывком распахнул дверь.
Пола, сняв с себя платье, теперь облачалась в вечерний туалет из зеленого шелка. Она с вызывающим видом взглянула на него, натягивая ткань на одно плечо и вслепую отыскивая на спине молнию.
– Смотри… видишь? – спросила она. И он увидел.
Платье замялось, кое-как брошенное Полой в тот вечер, но внимание привлекало не это, а разорванный шов. Пола торжествующе хихикнула.
– Я должна была в нем пойти на вечеринку. Тебе не пришло тогда в голову поинтересоваться, почему я переоделась? Ведь ты знал, что я любила это платье, но так и не спросил, почему я его не надела. Ну что же, теперь ты знаешь. Это потому, что Грег был нетерпелив. Он не мог ждать, пока я сниму платье. Я тоже не могла!
Казалось, в голове Хьюго разорвался снаряд, и сразу же нестерпимо заболели виски. Хьюго редко выходил из себя, но теперь из-за этой страшной боли он утратил контроль над собой.
– Сучка! – заорал он ей в лицо и увидел, как в глазах ее мелькнул страх. – Ах ты, проклятая сучка! Я боготворил тебя, Пола, я вознес тебя на пьедестал! Я готов был умереть за тебя! А ты… Боже, мне следовало бы убить тебя!