У меня перехватило дыхание от самой абсурдности данного предположения, но Скрэби уже было не остановить. Он буквально подпрыгивал на месте.
– Да, вас! – закричал он, тяжело хлопнув меня по спине. – И тут возникает интригующий научный вопрос: можно ли объяснить неисчислимые скачки нашего эволюционного развития случайными вливаниями крови других видов в вены неких существ? Могла ли мышь произойти от слона, или же наоборот, в результате невероятного полового союза? И мог ли такой союз иногда давать потомство?
Я сглотнул.
Скрэби рассказал о человеке по фамилии Мендель – тот скрещивал горох, с которым происходили подобные истории. Примеров из ботаники множество. Я вспомнил тыкву на матушкиной могиле. Может, и этот овощ хотел мне что-то поведать?
– Да! – почти заорал Скрэби. – Понимаете, временной отрезок слишком мал, чтобы столько всего произошло! Путь от рыбы к амфибии и до человека занимает больше, чем нужно. На бумаге это не работает. Поэтому должны были случаться резкие перемены, а не постепенные. И вы тому доказательство!
В голове у меня стучало, а воздух вдруг зарябил странными пятнами – словно зрение мое расщеплялось.
– Я все равно не понимаю.
– Скрещивание двух различных видов, мистер Фелпс! Только вообразите такое! Сейчас невозможно создать новый вид из двух. Но когда-то – быть может. Почему нет, черт возьми? И вообразите, что это – ответ на Дарвинов временной парадокс: человек не произошел в ходе долгой эволюции от гориллы или шимпанзе. Он появился внезапно, словно Адам и Ева из Библии. Всего один. Странный метис. От двух абсолютно разных – и, возможно, несовместимых – видов. Двух видов, которые, возможно, иначе бы не выжили! И вымерли! Два минуса, мистер Фелпс, дали плюс! И вы – живое доказательство, что это возможно!
Только что состоялся один из самых коротких, но потенциально исторически значимых разговоров о теории эволюции.
– «Я потрясен! – пел я. – У-у-у!»[134]Педаль в металл. Давай, киса, давай.Таков уж бизнес.И я Король.Значит, несчастно подумал я, Бытие – ложь. А эволюция – факт. Но ее механизм – не совсем такой, как полагал мистер Дарвин. Время от времени она происходила огромными чудесными скачками. И я тому доказательство. Мутант, аберрация, ошибка. В первый год – зеленые тыквы в пунктирную полоску. Во второй – желтые в пятнышко. На следующий – оранжевые с бугорками. Еще через год – лиловые в полоску. Еще через один – снова зеленые, но с бугорками, или в полоску, или крапчатые. Немного этого, немного того. Кинь все это в первичный бульон и подожди Бог знает чего! Внезапно мир показался другим. На моих глазах превратился из упорядоченного места, созданной Богом иерархии, в дарвиновский плавучий бордель. Здесь царил новый хаотичный сумбур, отрицавший веру и изумлявший небеса. И я, Тобиас Фелпс – часть этой безумной мешанины природы под названием эволюция, опасных, диких и практически неисследованных новых земель понимания. Но кто я, жертва или первопроходец?
Одна из шуток Господних или мишень для шуток?
Я повесил голову, ощущая непостижимую смесь стыда и гордости.
Скрэби, странно на меня поглядывая, вертел в руках шприц.
– Вы когда-нибудь принимали опий? – поинтересовался он.
– Да. Мне дал Киннон перед отъездом из Ханчберга. Чтобы успокоить мои нервы.
– Он поступил правильно. А сейчас я хотел бы дать вам еще. Я введу опий инъекцией – так он действует быстрее и эффективнее. А теперь засучите рукав.
Граф Пото играл в лото, пробормотал я про себя, когда игла вошла в вену и Скрэби нажал на шприц. Графиня Пото знала про то, что граф Пото играл в лото. Доктор оказался прав: я тотчас расслабился, голова закружилась.
– Сколько в вас росту, мистер Фелпс? – спросил Скрэби.
– Пять футов два дюйма, – отозвался я, опускаясь обратно на chaise-longue.
– Отлично. Устраивайтесь поудобнее. А объем талии – приблизительно?
– Не имею понятия, сэр, – прошептал я, уже задремывая.
– Тогда вы не позволите мне измерить вас еще раз? – попросил он.
– Для каких целей, доктор Скрэби? – простонал я.
Но ответа так и не услышал – я сдался темноте.
Я пронесся по улицам Тандер-Спите, свернул не туда на дорогу с односторонним движением, засветился на определяющем скорость знаке на шоссе и, вильнув, затормозил у передней двери. С топотом влетел в дом; в прихожей тяжко споткнулся и врезался в двойную детскую коляску – древнюю конструкцию из стали и нейлона, припаркованную там, будто связка дохлых сверчков.