– Декан их факультета хочет, чтобы Дерек взял на себя больше обязанностей. Так что начиная со следующего семестра он будет числиться заместителем декана по социальным вопросам, – сообщает она с такой четкостью, будто зачитывает пресс-релиз.
– По социальным вопросам? Бог ты мой, он же теперь по уши погрязнет в проблемах наркотиков, секса и разных дурных болезней! – восклицаю я, с удовольствием представляя Дерека, этого спесивейшего на свете типа, курирующего автоматы по продаже презервативов.
При упоминании секса Линда вся деревенеет, и я едва скрываю радость от этой своей крохотной победы.
– На самом деле, это замечательно, Линда, – говорю я. – Молоко я, кстати, уже достала – вон там, возле раковины.
Мы садимся за кухонный стол, и я слушаю ее болтовню по поводу всего, что происходит у Дерека на кафедре. Я понимаю, что рано или поздно она переведет разговор на «некоторые затруднения» у Пола – на его трения с деканом, – и я стараюсь этого не допустить. Я всячески вожу Линду окольными путями, обсуждая с ней мировые новости, задержку поездов, цены на мясо, – в надежде ее как следует вымотать. Однако эта дама, похоже, воистину неутомима.
– Так что, Полу удалось как-то поладить со своим деканом? – спрашивает она, натягивая доброжелательную улыбку.
– Да ну, – отмахиваюсь я, – это просто буря в чашке чая.
– В самом деле? А я вот слышала, будто доктор Бичем воспринимает эти трения куда серьезней.
– Все это довольно глупо. Доктор Бичем хочет урезать Полу самый популярный его курс, чтобы протолкнуть собственный. И если честно, он просто наглая, заносчивая задница.
У Линды выпучиваются глаза – она явно не привыкла в подобных выражениях отзываться о деканах.
– Ну, значит, им надо найти какой-то компромисс. Может быть, курс Пола попросту уже приелся?
– Уверена, что это не так, Линда. Не желаешь «имбирных орешков»?
Задобренная печеньем, она принимается перемалывать «орешки» один за другим. Разговор переключается на дочку Линды Джой («Это наша радость и гордость, потому мы и назвали ее Джой», – помнится, объясняла она), а также ее детей. Для моей гостьи это, похоже, та еще головная боль. Я обращаю внимание, что Линда, перечисляя все их недостатки и провинности, старается не отзываться о них как о своих внуках. Эти дети для нее «чересчур независимые», что в тесном мирке Линды означает страшный грех.
– Джози мне заявил на днях, чтобы я занималась своими делами, – припомнила она, сразу вскипев от возмущения. – Представляешь, всего девять лет – и сказать бабушке не лезть не в свое дело!
«Так держать, Джози!» – мысленно радуюсь я, а вслух говорю:
– Бедняжка. Как я тебе сочувствую.
Откровенно проигрышная позиция.
– У тебя, естественно, нет таких печалей, – говорит тогда Линда. – Без детей-то.
Подавившись воздухом, я даже не представляю, чем ей сейчас отвечу.
Но вместо ответа взглядываю на часы и сухо произношу:
– Извини, Линда, приятно было встретиться, но у меня сильно горят сроки и мне надо вернуться к работе.
– Ну да, ты ж у нас работающая женщина, – гаденьким тоном говорит она.
На лице у нее нескрываемая досада, однако она одаривает меня самой что ни на есть белозубой улыбкой и берет меня ладонями за плечи, чтобы на прощание поцеловать. Потом, отступив назад, преувеличенно озабоченным тоном говорит:
– Тебе бы лучше отлежаться, Эмма.
Я лишь отмахиваюсь и от Линды, и от ее притворного беспокойства.
– Передавай от нас поздравления новому заму декана по социальным вопросам, – говорю я, выпроваживая ее из дома. – Удачного дня.
«Хватит, – обрываю себя, – ты уже говоришь, как продавщица в магазине, старательно изображающая участие».
Избавившись от Линды, я иду наверх в свой кабинет и сажусь за стол, думая лишь о том найденном младенце. Кажется, он везде – и в газете, и в мыслях, и на коленях, и у меня далеко за спиной.
5
Среда, 21 марта 2012 года
Говард-стрит на самом краю Вулвича явно переживала не самые лучшие времена. Целая туча тяжелой техники сносила старые дома, поднимая в воздух облака дыма и пыли, форсированными темпами превращая этот район Лондона в новый фешенебельный «поселок».
Сбежав наконец из редакции, Кейт приехала на Говард-стрит и припарковалась в самом конце улицы, сосредоточенно разглядывая дома, еще не покинутые своими жильцами. Осталось таких строений, похоже, всего два-три. Из районной бесплатной газеты Кейт узнала, что после долгих градостроительных баталий здания эти были принудительно выкуплены, и теперь здесь развернулась полномасштабная работа по их сносу, после чего улица приобретала вид, как после гитлеровской бомбежки на старой отретушированной фотографии. Кейт сразу подумала, как же ей повезло, что ее тихий уголок на востоке Лондона благополучно ускользнул от взоров городских проектировщиков, которые, нацелившись изменить образ столицы, решили сделать из нее множество отдельных «поселков». Так что ее квартал с полосами примыкающих друг к другу домов пока остался не затронут.