– А можно посмотреть другие ваши работы? – спросил Дэвид.
В ответ Ник перевернул стоявшие у стены картины. Дэвид что-то говорил о его работах, Ник отвечал ему, а потом они оказались перед портретом Мэгги.
– Это мама! – восторженно ахнул Дэвид, быстро обернувшись и переводя взгляд с портрета на Ника.
– Точно.
Только Мэгги, хорошо изучившая любимого, могла заметить, что Ник нервничает, ожидая реакции мальчика.
– Совсем молодая, – заметил Дэвид, слегка удивленный, как и все дети, вдруг обнаружившие, что и их родители когда-то были маленькими.
– Ей тогда было шестнадцать.
– Очень красивая. – Слова прозвучали почти обвиняюще, а взгляд Дэвида теперь был прикован к, улыбающемуся лицу Мэгги на картине.
– Верно.
– Вы были ее приятелем?
– Да.
– А почему вы не поженились?
– Я очень хотел этого. Но мама вышла замуж за другого.
– За моего отца.
Ник ничего не ответил, и Дэвид немного помолчал.
– Если бы вы тогда поженились, вы были бы моим отцом, так ведь?
– Думаю, что так, – ответил Ник с непроницаемым видом.
Секунду Дэвид смотрел на него, затем состроил гримасу.
– Вот уж спасибо, не надо!
– Дэвид! – в ужасе ахнула Мэгги, отступая от стены. Но Дэвид, быстро развернувшись, бросился к лестнице. Она побежала было за ним, но Ник остановил ее, взяв за руку.
– Оставь его.
– Извини, – проговорила Мэгги, поднимая на него глаза.
– У него есть право на собственное мнение. – Несмотря на деланно небрежный тон, каким были сказаны эти слова, Мэгги поняла, что Ник уязвлен.
– Извини, – еще раз беспомощно повторила она. – Наверное, он почувствовал, что предает Лайла.
Рука Ника, сжимавшая ее руку, внезапно напряглась.
– Как ты могла, Магдалена? – не сдержался он, и зеленовато-карие глаза, впившись в ее лицо, полыхнули знакомым огнем. – Как ты могла лишить меня сына?
И, выпустив ее руку, Ник двинулся к лестнице, предоставив Мэгги в скорбном молчании плестись сзади.
Обратный путь в Уиндермир приятным назвать было трудно. Позже, готовя ванну для мальчика и укладывая его в постель, Мэгги держалась непривычно замкнуто. Быстро склонившись над сыном для привычного поцелуя перед сном, она собиралась уже уйти, но тут Дэвид схватил ее за руку.
– Слушай, ма, – сказал он со вздохом. – Я понимаю, ты на меня злишься.
– Ты был непозволительно груб с Ником, – сухо заметила Мэгги.
– Я знаю. Но я просто не мог сдержаться. – Секунду Дэвид молчал, потом его словно прорвало: – Просто, понимаешь, мне показалось, что ты любишь его больше, чем папу. Когда ты с ним, ты всегда улыбаешься. И я… Мне… Мне он тоже нравится… Разве это справедливо?
– Но ты обидел Ника.
– Я не хотел! Просто так получилось. Мне вдруг захотелось, чтобы он был моим отцом! Потом я вспомнил о папе, и мне стало стыдно.
Они помолчали.
– Дэвид, – тихо проговорила Мэгги, – а ты никогда не думал, что если папа и вправду любил нас, то сейчас, когда его нет, он больше всего хотел бы, чтобы мы были счастливы?
Минуту Дэвид обдумывал ее слова, потом медленно согласился:
– Да. Точно…
– А я счастлива рядом с Ником. И ты, по-моему, тоже.
– Да, – неохотно подтвердил мальчик.
– Вот и прекрасно. – Мэгги шутя легонько щелкнула его по носу. – Я тебя прощаю. Но на будущее будь с Ником повежливее.
– Ладно. – Дэвид улыбнулся.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мама.
Мэгги выключила свет и ушла к себе, в свою комнату. Горацио покорно сидел в клетке, спрятав голову под крыло. Когда она зажгла ночник у постели, он высунул голову и недовольно уставился на нее одним глазом.
– Извини, Горацио, – шепнула она попугаю и отправилась в ванную. Приняв душ и почистив зубы, Мэгги расчесала волосы и натянула на себя ночную сорочку и халат. Наверное, прошло уже с полчаса после их разговора с Дэвидом, Насколько она может судить, сейчас он должен спать без задних ног.
Босиком, ступая как можно тише, она пересекла холл и направилась к комнате сына. Немного постояла в темноте, прислушиваясь к его ровному дыханию. Она была права: Дэвид крепко спал.
Можно спуститься вниз и повидать Ника.
Глава 41
Ник был обижен и зол на весь свет – вполне достаточно, чтобы оправдать набег на запасы бренди, обнаруженные, им у Форреста. Он сидел в элегантной, уставленной книжными полками комнате, которую они называли библиотекой, раскинувшись на мягком, обитом тонкой кожей диване и водрузив ноги в белых спортивных носках на кофейный столик стоимостью в тысячу долларов, не меньше. Глубоко затянувшись, он стряхнул пепел с сигареты в граненую хрустальную пепельницу, которую, судя по всему, ни разу по назначению не использовали. Диван располагался ровно напротив мраморного камина, который сейчас не горел. Над камином висела картина, изображавшая двух безукоризненно и роскошно одетых аристократов. Работа была прекрасная и стоила, наверное, целое состояние. Да любая вещь, принадлежавшая Лайлу Форресту, стоила целое состояние, нужно отдать должное этому слизняку, подумал Ник, опрокидывая очередной стаканчик, наполненный золотистым ароматным напитком, и вновь принимаясь задумчиво изучать картину. На всем, что ему принадлежало, лежала печать богатства и совершенства. Прекрасные картины, прекрасная мебель, одежда, автомобили, напитки. Прекрасная женщина. Прекрасный ребенок.