Мы замерли в изумлении, и тут до нас дошло, как небрежны мы были. На месте Карла мог оказаться любой из слуг, а то и сам Джаспер! Ли нежно подтолкнул Карла.
— А знаешь, что бывает с людьми, которые подслушивают у дверей? — спросил он.
— Да, — парировал Карл. — Они входят и присоединяются к остальным!
Перевезти Джоселина Фринтона в пещеру не составило труда. Ли и Эдвин уехали с ним той же ночью, пока весь дом спал. Но даже если бы и заметили, что они ночью отсутствовали, слуги бы лишь пожали плечами и подумали, что те просто отправились на поиски приключений. Даже Джаспер лишь покачал бы головой да пообещал бы им вслед адского огня.
Карл пригодился на кухне: он славился своей прожорливостью, и, поймай его кто-нибудь за кражей пищи, удивления это бы не вызвало. Кристабель и я приготовили несколько одеял. Все это время мы были крайне осторожны, ибо знали — даже Карл — это приключение может закончиться смертью!
До пещеры Белого утеса было три мили, и Ли с Эдвином вернулись только к полуночи. Кристабель и я не ложились, а ждали их, наблюдая за дорогой из окна спальни. Карла мы заставили лечь в постель, пообещав, что, когда Эдвин и Ли вернутся, мы дадим ему знать.
— Конечно, я не буду спать! — ответил он, но, когда в одиннадцать часов я заглянула к нему, он уже спал мертвецким сном. Он был очень возбужден выпавшим на нашу долю приключением и старался помочь, но я бы предпочла, чтобы он вообще к этому не был причастен. Мы разговаривали с Кристабель.
— Мой отец, который терпим к некоторым вещам, очень резко настроен против католиков. Ему не нравится герцог Йорк. Более того, он считает, что разразится несчастье, взойди тот на трон. Он говорит, народ этого не позволит и будет революция. Отец за то, чтобы наследником стал Монмут.
— А как бы он поступил, если бы обнаружил Джоселина Фринтона в вашем имении?
— Не знаю! Он знал его отца, и наверняка ему было известно, что они — католики, но ведь несколько лет назад никого это не заботило. Народ начал волноваться, лишь когда появился Титус Оутс со своим Папистским заговором. Я уверена, случись какой-нибудь конфликт, отец скорее встанет на сторону Монмута, чем брата короля, хотя отец нерелигиозен.
— Да, — согласилась Кристабель, — возможно.
— Не знаю, выдал бы он его властям или нет, но не думаю, что он помог бы ему или одобрил наши поступки. То, что делает Эдвин, — это его личное дело, потому что Эдвин — мужчина, и мой отец не отец ему. Что бы решила мать, я не знаю. Наверное, встревожилась бы очень, потому что мы подвергаем себя опасности. И, понимаешь, есть еще Карл. Отец любит его до безумия, а Карл сам настоял на своем участии.
— Ему это нравится! Для него это просто приключение, и я заметила, что он обожает быть в курсе всех дел!
— Представляю отца в молодости — должно быть, был таким, как Карл сейчас!
— Можешь быть в этом уверена! — В ее голосе прозвучали резкие нотки, напомнив мне прежнюю Кристабель, которую я знала до приезда Эдвина и Ли.
— Тихо! — сказала я. — Кажется, они возвращаются!
Я оказалась права. Мы приникли к окну, замерли и вскоре действительно увидели Ли и Эдвина, въезжающих в ворота. Мы помахали им, и вскоре они поднялись в мою спальню.
— Все хорошо, — прошептал Ли. — Отличное место! Молодец, Присцилла, что вспомнила! Я вспыхнула от удовольствия.
— На завтра он едой обеспечен и хорошо защищен. Думаю, устраивать там пикники ни у кого желания не возникнет!
— Какие пикники в ноябре, да в таком холодном месте?
— Вот насчет холода ты правильно заметила, — сказал Эдвин, — но у него есть одеяла.
— Сколько он сможет оставаться там? — спросила Кристабель.
— Ну, долго он там не протянет, — ответил Эдвин. — Нам надо придумать что-нибудь, пока зима не стала совсем холодной.
— Присцилла беспокоится о том, что сюда вовлечен Карл! — поделилась нашими опасениями Кристабель.
— Да, и я тоже, — согласился Эдвин.
— Он хороший мальчик, — добавил Ли, — но его бьющая через край энергия может выдать нас!
— Утром я с ним поговорю, — решил Эдвин.
— Надо попытаться перевести Фринтона в другое место, и сделать это лучше до возвращения твоего отца, — обратился ко мне Эдвин.
С этим я была полностью согласна.
— Но уже поздно, — сказал Ли, — на сегодня хватит! Кто знает, может, за нами кто-нибудь шпионит? Я не думаю, что кто-либо заметил нас, но все мы должны понять, что это не игра, и нет смысла рисковать по пустякам. Это может кончиться смертью для того юноши и серьезными неприятностями для нас, поэтому ведите себя, как обычно. Сегодня все, что могли, мы сделали, пока что он вне опасности. Завтра мы отвезем ему еще еды. Выезжать на прогулки будем тоже, как обычно, но мы должны быть осторожны.
На цыпочках они вышли из моей комнаты и отправились к себе. Я не могла заснуть. Сомневаюсь, что кто-нибудь из остальных спал той ночью. Ли был прав, когда сказал, что мы оказались в серьезном положении. Я продолжала думать о том юноше: в нем было что-то благородное, что заставило меня помочь ему. Все мои мысли были с ним, в пещере Белого утеса.
Следующим утром мы все вместе выехали на прогулку. На кухне я сказала, что мы едем в лес и хотели бы захватить еду с собой, чтобы не заезжать в таверну. Это выглядело довольно правдоподобно, но необычно: каждый раз мы этой отговоркой пользоваться не сможем. Я лично руководила сбором корзины с едой и даже вздрогнула, когда Элен сказала: «Пищи у вас на целый полк хватит!"
— Но с нами трое голодных мужчин! — напомнила ей я. — Ведь когда дело касается еды, Карл не уступит взрослому! Сама знаешь, Элен, на природе аппетит во много раз больше!
Салли Нулленс, присутствующая при этом и все еще считавшая Карла своим питомцем, заметила:
— Слишком много пирожков он ест, вот что, а ему надо мяса побольше!
Бдительным оком она осмотрела нашу провизию, и во мне зародилась тревога. Я боялась Салли Нулленс, как и Эмили Филпотс. Последняя стала еще более замкнутой, чем когда-либо, потому что с Кристабель обращались, как с членом семьи, — самой ей этого так никогда достичь и не удалось. «И это после всего, что я сделала для этих детей!» — постоянно жаловалась она, и я знала, что она шпионит за Кристабель, надеясь поймать ее на каком-нибудь проступке, и критикует ее по любому поводу. В обычное время это явилось бы объектом для шуток, но сейчас мы не могли позволить себе, чтобы за нами следили.