То, что он сделал со мной, навсегда ранило меня. Тогда я пошла к нему ради моего отца, а теперь пойду — ради Карлотты.
Теперь я чувствовала себя значительно лучше, но надо было прожить еще целый день. Он казался мне таким долгим.
Днем я столкнулась на лестнице с отцом. Он проводил меня внимательным взглядом, будто что-то заинтересовало его. Если и так, то это было впервые.
— Ты плохо выглядишь, — сказал он.
— Я удивлена, что ты заметил это, — ответила я.
— Заметил: ты боишься за свою девочку? Я не ответила. Отец взял меня за руку и повел в комнату, которая была его кабинетом, где он обычно занимался вопросами наших владений. Он с доброй улыбкой посмотрел на меня.
— Она может постоять за себя, — сказал он. — У нее есть воля. Если она хочет выйти замуж за этого человека, она выйдет, и ты ничего с этим не сможешь поделать!
— Кое-что смогу! Я могу помешать этой свадьбе и сделаю это!
— Мы можем разлучить их на время, но это может и не помочь. Карлотта — очень решительная девушка!
— А Гранвиль твердо решил завладеть ее деньгами!
— У него неважная репутация, но порой все меняется. Иногда человек отбрасывает старое и живет нормальной жизнью!
"Это он о себе!» — подумала я, но сказала:
— Только не этот человек! Мне известно кое-что про него.
— Слухи многое преувеличивают.
— Ты сказал, что мы разлучим их. Так вот, ничего не вышло: он в Эндерби-холле! Я видела его там сегодня утром!
Отец расхохотался.
— Конечно, в ее доме! Что ж, если он находится там, значит у него есть на это право! Ты всегда жила замкнутой жизнью, наслышалась о нем всяких россказней и навела переполох в доме! Но если уж Карлотта остановила свой выбор на нем, а он на ней… что ж, пусть женятся! Это будет для нее уроком, она попробует жизнь!
— Ты не знаешь, какой он человек!
— Послушай, дочь! В юности у всех мужчин бывают приключения! Не думаешь ли ты, что они ведут себя, как монахи?
Но тут я не выдержала и закричала:
— Я знаю этого человека! Ты помнишь, как тебя бросили в грязную тюрьму в Дорчестере? А помнишь, как тебя потом отвели в отдельную камеру, а на следующее утро освободили?
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Конечно, помню! Этого я никогда не забуду, но как это связано?..
— Так! — выкрикнула я, — Как, ты думаешь, купили твою свободу? Я заплатила за нее этому человеку! Я, твоя дочь, которую ты всегда презирал! Я пошла просить за тебя, а там был он… Гранвиль был другом Джеффриза и согласился помочь освободить тебя, если я… — Я закрыла лицо руками. — Ты даже представить себе не можешь, на что это было похоже! Этот человек… Как я могу описать тебе все это? Ты видишь в нем нормального человека, я же говорю тебе, что он способен на любое зло!
Он отнял руки от моего лица.
— Ты… — сказал он. — Ты пошла на это ради меня? О, Боже! Так вот, почему… Все это время я искал моего благодетеля, а им оказалась моя собственная дочь!
— Да, — ответила я, — дочь, которой не придавалось ровно никакого значения… дочь, которая не смогла быть сыном!
Он молчал. Я увидела, как исказилось его лицо. Это было раскаяние… да, раскаяние за все прошлые годы!
— Присцилла… — нежно промолвил он. Я не ответила, я чувствовала, что с меня довольно. Я исчерпала себя и думала только о пистолете, что лежал у меня в ящике.
Это был день множества событий. Вернулся домой Ли. Я бросилась в его объятия, и он поцеловал меня, внимательно оглядев.
— Прошло столько времени! — сказала я.
— Я приехал, как только смог. Все кончено, с этого дня я буду дома! Но, моя дорогая, ты похудела… и так бледна! Ты болела?
— Ничего, скоро все будет в порядке. Мать была очень обрадована его приездом.
— Ли, как это прекрасно! — воскликнула она. — Я так ждала, когда же ты, наконец, вернешься. Присцилла рассказывала нам о твоих планах насчет Довер-хауса!
И она помчалась на кухню: должен быть приготовлен стол! Она, должно быть, думала, что теперь, когда Ли дома, все уладится.
Я пребывала в расстроенных чувствах, продолжая думать о пистолете в ящике. Что же мне теперь делать? В конце концов, я выдала свою тайну, мой отец знал, и с тех пор, как я выбежала из его комнаты, я не видела его.
Ли сразу догадался, что что-то случилось. Я не слушала его, я не могла думать ни о чем другом, кроме Бомонта Гранвиля. Разговор с отцом вновь вернул меня к тем временам. Но теперь тайна была раскрыта, она вышла на поверхность, и когда я осталась наедине с Ли, когда он обнял меня и напомнил, как долго мы не виделись, сказал, что думал только обо мне, — даже тогда я почти не слышала его. Я не могла ответить ему: тень Бомонта Гранвиля часто вставала между нами, но никогда я не ощущала его присутствие так, как сейчас.
— Ты должна рассказать мне, что происходит, Присцилла! — сказал он мне. — Ты встретила кого-то другого? Ты любишь другого? Ведь здесь кто-то есть, да?
— Да, Ли, ты прав, — ответила я и увидела, что в глазах его промелькнула боль.
— Я знал это! — воскликнул он. — Я с самого начала подозревал это! Он стоял между нами!
— Это не любовь, Ли, — сказала я. — А ненависть… Я поняла, что должна признаться ему во всем.
Может быть, мне раньше надо было сказать ему, как только мы поженились.
— Я должна все рассказать тебе, Ли, — сказала я. — Сегодня я уже говорила с отцом. Все эти годы я хранила тайну, она казалась мне такой постыдной!
— Присцилла, дорогая моя, я люблю тебя! Что бы там ни было, это не имеет никакого значения! Расскажи, и мы забудем, и тогда ничто уже не будет стоять между нами!
Так я рассказала ему все, что до этого рассказала моему отцу. Я увидела, как его лицо омрачила ярость.
— Этот человек! Этот человек из Венеции!
— Он не забыл… и не простил! У него остались шрамы после той встречи с тобой. О, Ли, если бы ты знал!
— Ты вела себя так отважно! — сказал он, — Ты была такой смелой, моя дорогая!