Не проходит и минуты, как шум повторяется, и ему даже начинает казаться, что он слышит голоса.
— Там кто-то есть, — всё-таки шепчет Тонг, прежде чем развернуться, оставляя Синга с Ним позади и устремляясь к концу короткой пустой улочки.
По мере того, как он приближается, голоса становятся всё отчётливей. Вернее голос. Тихий, вкрадчивый, холодный. Тонг ёжится от пробежавшего по спине холодка и замирает на повороте.
Шаги за спиной приближаются и затихают, давая понять, что Синг с Ним всё-таки пошли следом.
— Теперь вы готовы меня слушать?
В чуть шипящем вопросе, что разрезает тишину, звучит явная и неприкрытая насмешка, несмотря на вежливость слов.
— Что вам от меня нужно? По телефону вы сказали, что можете рассказать о смерти Кхема, о том кто убил его, а в итоге…
Возмущение обрывается шумным вдохом, а сердце Тонга пропускает удар.
Нок.
— Пи…
Испуганный выдох Ним за спиной лишь подтверждает мысли Тонга. Там, за углом дома находится Нок.
— А я и сказал тебе, кто его убил, — продолжает меж тем холодный голос. — Ты. Ты его убил.
Сглотнув сухим горлом, Тонг на мгновение зажмуривается, сжимая пальцы на кольце, будто цепляясь за спасительный якорь.
«Пи убил Кхема?..»
От одной только мысли внутри становится неприятно горько, а тело простреливает болью: острой, жгучей…
«Нет. Он не…»
— Я не убивал его, — звучит больной, отчаянный голос, подтверждая такую же отчаянную мысль Тонга.
Не убивал. Не он.
— Я не хотел… случилось… Лучше бы я… — глотая слова, продолжает Нок, и Тонг на шаг подступает ближе к углу невысокого дома, сжимая пальцы в кулаки.
— Ты прав, — в шипящем голосе сквозит такой холод, что по спине у Тонга ползут мурашки. — Ты и должен был умереть. Только ты. Но ты отделался лишь переломом позвоночника, с которым, как я смотрю, справился.
«Перелом позвоночника?..»
Что-то ворочается в памяти Тонга, но ухватить эту мысль так и не получается, а прикосновение к локтю и вовсе прогоняет её.
— Что происходит? — шепчет Синг напряжённо.
Тонг не отвечает. Вместо этого он осторожно выглядывает из-за угла и замирает.
Нока взгляд находит моментально: фигура рядом с тёмной тенью. Именно так воспринимается тот, кто его удерживает, будто он и не человек вовсе, а злобный призрак.
Желание вмешаться огнём вспыхивает внутри, и этот жар лишь разрастается, когда взгляд выхватывает закованные в чёрные перчатки ладони на обнажённых до локтей, заведённых за спину руках Нока.
«Их двое» — напоминает сознательная часть Тонга, когда тело напружинивается, готовясь в любой момент прийти в движение.
— Ты что-то вообще видишь в этой темноте?
Прозвучавший совсем рядом шёпот Синга едва не срывает с губ Тонга ругательство и оказывается той самой мелочью, что привлекает внимание.
Удерживающая Нока тёмная тень оборачивается и у неё оказывается вполне человеческое лицо.
У него.
И на этот раз на нём нет маски.
Дыхание у Тонга перехватывает, а в ушах начинает противно шипеть.
Он видел это лицо раньше…
Они снова приходят, когда он остаётся один. Добираются даже до паркового озера, будто точно знают, где искать, и останавливаются напротив: высокие гибкие фигуры, облачённые в классические чёрные брюки и белые рубашки с коротким рукавом.
От них не исходит угрозы, но внутри него всё сжимается, а недавнее спокойствие растворяется, будто и не было.
Оттолкнувшись от металлического ограждения, он отворачивается от водной глади и возвышающихся по ту сторону парка узких высоток. Хочется уйти, однако он прекрасно знает, что если так сделать, то они пойдут за ним.
— Кхун Хемхаенг.
Это обращение горчит на языке и вызывает желание поморщиться. Он просил не называть его так, он не Кхун, он не…
— Ваш брат Кхун Туантонг желает услышать ответ, — вновь нарушает тишину тот, что повыше и кажется старше и тот, кто сразу взял на себя право говорить.
— Я уже дал вам ответ.
Выходит несколько резче, чем хотелось бы, однако извиняться за эту резкость он не собирается и лишь поджимает губы. В прошлый раз он не только дал ответ, но и озвучил его причины, но они снова здесь и снова спрашивают…
— Кхун Туантонг желает услышать причину, почему его младший брат отказывается возвращаться.
— Желает услышать причину? — переспрашивает он, когда повисшее молчание слишком затягивается. — Вы разве не передали ему мои слова?