— Я в долгу перед тобой. — И Рафаэль впервые испытал что-то близкое к ужасу, когда увидел, как Самаэль опускается перед ним на колени. Бунтарь, которого не мог смирить даже Он, тот, кто шел всегда своей дорогой, не обращая внимания на кару и наказания, вопреки им. Потому что считал себя правым, верил в то, во что все уже перестали верить. В людей. Непокорный, мятущийся, гордый… Его сила и воля внушали архангелам трепет и ужас. И вот он опускается перед ним на колени. Потому что Рафаэль держит на руках хрупкую и маленькую жизнь, которая, видимо, слишком много значит для Самаэля, чтобы помнить о гордости. Внутри архангела все сжалось от сочувствия и любви.
— Нет, — остановил он его. — Нет. Не надо, брат.
Самаэль дернулся, будто ему дали пощечину.
— Я не брат тебе, — прорычал он. — Я демон, ты — архангел. Я твой раб, если хочешь.
— Ничего не хочу, Самаэль.
Он осторожно положил Настю перед стоящим на коленях демоном. И сам опустился перед ним на колени.
— Ничего не надо от тебя. Ты не раб, я не хозяин. Мы оба любим то, что перед нами. Этот мир.
И Рафаэль исчез. Демон склонился над Настей. Боль в солнечном сплетении отозвалась глухим пульсом. Все это время он метался по мирам, искал ее, в ужасе ощущая пустоту там, где прежде была связь с ней. Он боялся, что они убили ее. И они почти убили. В отчаянии, когда появился Рафаэль, демон был готов на все, лишь бы Настя снова оказалась рядом. Он уже не помнил, что обещал ему, Рафаэль только кивнул и исчез. И теперь, когда Настя спала перед ним, он все еще не верил, что она жива.
Потому что пустота внутри по-прежнему причиняла боль. Он дотронулся до щеки Насти. Девушка спала глубоко и только вздохнула во сне.
Что он наделал… подставил под удар этого ребенка, человека. Он собирался принести ее в жертву, а сам в свое время остановил другое жертвоприношение, бессмысленное… а теперь? Разве эта жертва имела больший смысл? Разве стоит спасения мир, если ради него надо убить невинное дитя? Он сам, взбунтовавшийся против, павший… Своими руками делает то же самое, против чего восставал. Не в этом ли ирония Отца? Ведь, похоже, именно по его воле тогда, на балу, он был связан с Настей…
Ладонь скользнула с щеки на шею девушки, пальцы остановились на том месте, где ее кровь подавала сигнал жизни. Размеренный, спокойный. Сейчас ее душа пребывает в прекрасном сне, далеко от него. Так далеко, что не хочет возвращаться. Медленно с шеи он провел рукой до ее солнечного сплетения. Возможно, они навсегда потеряли друг друга. И ему будет не хватать ее. Но, может, так лучше для них обоих…
Как глубоко она спит… Он почти может различить тень сновидений на ее веках, загнутые светлые ресницы иногда дрожат, и он завидует ее способности видеть сны. Он склонился к лицу Насти. Имеет ли он право прервать этот сон? Может ли? Но чем ближе наклонялся, тем неодолимей было желание поцеловать ее. И он слегка коснулся ее губ самым чистым из всех поцелуев демона.
Словно плотина прорвалась внутри, впуская золотой поток ее силы, закручивая вновь связь между ними. Он в восторге застонал, ощущая тепло этой связи, ее свет. Рукой подвинул девушку ближе к себе, соединяя их тела на уровне солнечного сплетения, дрожа от силы, с которой вновь прорастала в нем и в ней эта связь. Когда все закончилось, он отпустил ее, зная, что они снова вместе. Она открыла глаза, поморгала, будто не верила, что видит его перед собой.
— Демон, — прошептала она, — ты мне снишься?
Он улыбнулся и провел рукой по ее лицу.
— Земная, я так рад, что ты вернулась.
— Поверить не могу. Михаил мог тебя угробить. — Лика вся дрожала от негодования. — Как он мог так поступить?
— В каждом ангеле живет демон, — сухо ответил граф Виттури.
Он принес Настю в агентство, где уже были все в сборе. Рассказ Насти вызвал бурю эмоций: жестокость Михаила не имела объяснения и оправдания.
— Пока ты проходила ароматерапию в лавандовых полях, я нашла нашу балерину, — вставила наконец в поток бурных обсуждений архангелов свои пять копеек Игсаску.
— Мы уже готовы к поездке, не хватало только тебя. — Серж протянул ей распечатанные билеты.
— «Премьера „Жизели“. Молодежная труппа Большого театра». Ничего себе… эта девочка танцует в Большом?
— Представь себе. Вылет вечером. Я поеду с тобой за вещами. — Ладонь графа Виттури легла на ее руку. Он не отпускал ее ни на шаг от себя, и это не укрылось ни от кого от агентов. Серж добродушно еле сдерживался, чтобы не подмигнуть Итсаску, Джонни пытался скрыть улыбку рукой, которой приглаживал светлую бороду, Цезарь в тревоге наблюдал за каждым движением графа, словно боялся, что он вот-вот съест Настю, Итсаску и Рита делали вид, что ничего не видят. Диего откровенно злился. Анжелика только тревожно следила за Настей, словно если бы та возмутилась, Лика напичкала бы тут же стрелами графа Виттури. Габриэль мрачнел на глазах, а папа римский пообещал Насте очистительную мессу во спасение ее души. Насте было все равно, что думают остальные. Убедившись в том, что с графом по-прежнему есть связь, она расслабилась под его опекой. Пока он рядом, бояться нечего.