Смягчающее обстоятельство состоит в том, что вышеупомянутая Аника по собственному желанию сбежала из общины куда-то, где собирается проживать и в дальнейшем. Однако в последнее время Аника безответственно родила ребенка, которого ни в коем случае нельзя назвать потомством покойного Алемпия ввиду того, что он умер за тринадцать месяцев до намерения Аники родить ребенка.
Основываясь на том, что ребенка Аники трудно назвать родившимся в браке, его смело можно признать внебрачным и тем самым отнести к числу бедняков общины, к которым принадлежала бы и его мать, если бы она не пренебрегла своим правом на милостыню, убежав в неизвестном направлении.
Вследствие вышеизложенного вышеупомянутая община обязана содержать ребенка, поскольку Аника родилась в ней, на основании чего имеем честь выслать в качестве приложения № 1 ребенка, которого отныне следует рассматривать как находящегося на содержании вышеупомянутой общины.
О получении данного письма, а также приложения к нему просим сообщить соответствующим письмом.
Писарь Председатель правления
Пайя Еремич Мича Ристич
(М. П.)
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. О ни сном ни духом не виноватой общине, которая не заваривала прелепницкой каши и потому не собиралась расхлебывать ее
В субботу на рассвете посыльный Срея, сунув письмо прелепницкой общины за № 143 за кушак, а приложение к этому официальному документу – под мышку, отправился в Крманы. Документ за кушаком вел себя тихо, и с ним Срея шел бы себе весело и беззаботно, но с приложением была беда. Мало-помалу приложение так разоралось, что Срее не раз приходило на ум просто выбросить его. К тому же, почувствовав влагу на ладони, Срее пришлось один раз даже перепеленать приложение к документу № 143. В конце концов ему так надоели писк и визг, что он полез в торбу, отломил кусок кукурузной лепешки, набил приложению рот и не спеша двинулся дальше.
Солнце уже взошло, туман над распаханными полями рассеялся, за кустами слышалась песня жаворонка, и Срея, отирая ладонью пот со лба, лениво шагал к уже показавшимся вдали Крманам.
А тем временем в Крманах тамошний староста беззаботно сидит себе в правлении, не ведая, что ему готовит наступивший день. Крманский староста Радисав – человек рассудительный и умный. Разумеется, в делах он не разбирается, зато внешность у него такая видная, настоящий гвардеец, что любо-дорого посмотреть на него, когда он усаживается за председательский стол или обрушивается на тебя с бранью. Ему это даже как-то идет. В свое время он служил в армии и был там капралом, а потому и общиной своей управляет по-военному. Придут, скажем, крестьяне, спорящие из-за пастбища, и станут один посередине комнаты, другой у дверей. Он смерит их взглядом и как гаркнет:
– А ну, построиться, ребята! Становись! Как стоишь! Иди сюда, стань рядом с ним… так… Равняйсь! Да ты не на меня смотри, а на него! Равняйсь!
Или, скажем, позовет посыльного и прикажет:
– Поднимай село по тревоге и объяви, что завтра выступаем отбывать трудовую повинность, будем чинить дорогу. Вот тебе приказ окружного начальства, зачитаешь перед строем.
Так же, по-военному, вершит он и канцелярские дела. Получит из уезда какую-нибудь бумагу и, вместо обычного «Принято к сведению», напишет на нем просто «Слушаюсь!».
Таков староста Радисав, решительный, неумолимый, и так он вершит все дела.
И вот такой, какой есть, сидит он в правлении беззаботно, не ведая, что ему готовит наступивший день. Только он встал, чтобы пойти по какому-то делу к члену правления Ивко, как входит крманский посыльный и говорит:
– Пришел Срея из Прелепницы, принес какой-то документ.
– Давай сюда этот документ! – приказал Радисав. Посыльный принес письмо. Радисав вскрыл его, подошел к окну и стал читать, бормоча себе под нос.
Прочитав, он только и сказал:
– Чепуха какая-то, даже отвечать не будем!
Он взял перо, написал на обороте письма: «В архив», отдал посыльному и приказал:
– Отнеси писарю!
Посыльный ушел, а Радисав снова было направился к Ивко и только переступил порог, как из другой двери показался с письмом сам писарь. Это был низкорослый безбородый гимназистик, евший Радисава глазами.
Радисав вернулся в правление.
– Чего тебе, писарь?
– Э… что делать-то?
– С чем?
– С этой бумагой из Прелепницы.
– В архив, в архив, и все! – решительно повторил Радисав.
– Нельзя ее в архив! – смиренно возразил писарь.
– Почему нельзя? – спросил староста, думая, что писарь ставит под сомнение его познания в делопроизводстве.
– Потому что при этом документе есть приложение, а его в архив никак не сунешь.
– В архив вместе с приложением! – загремел Радисав.
– Слушаюсь, но только приложение это – младенец, живой младенец.
– А… м-да! – замычал Радисав, вспомнив содержание письма. – Ну, а как же быть?
– Не знаю, – сказал писарь и пожал плечами.
– Зато я знаю!
Радисав повернулся к посыльному.
– Где младенец?
– В комнате у писаря, – ответил посыльный, и тут из Писаревой комнаты донесся такой вопль Милича, что и Радисав, и писарь, и посыльный бросились туда и с ужасом увидели, что Милич, лежавший на Писаревой кровати, где валялись и кое-какие документы, привел их в совершенную негодность.
– Фу! – произнес Радисав. – Зови скорей Срею из Прелепницы, пусть уберет это дерьмо.
– Какого Срею? – спросил посыльный.
– Срею из Прелепницы, того самого, который принес письмо и младенца…
– А он… – сказал посыльный и почесал затылок, – это самое… оставил письмо и ребенка, а сам вернулся в Прелепницу.
– Кто это вернулся? – рявкнул Радисав.
– Он… Срея из Прелепницы.
– И оставил это?
– Да, – ответил посыльный.
– Ох! – вздохнул Радисав. – Как же теперь быть? И писарь и посыльный потупили очи и пожали плечами.
– Послушай, писарь, сейчас же зови сюда членов правления. Пусть рассудят: обязаны ли мы содержать сирот, которых наши жители рожают черт-те где?
А уходя, добавил:
– Я вернусь через полчаса, пусть подождут.
Староста ушел к Ивко, а писарь с посыльным пришли к соглашению: посыльный оставался стеречь ребенка, а писарь пошел созывать членов правления.
Старейшины собрались перед домом, а когда пришел Радисав, вошли в правление. Председатель Радисав сел на свое место, выпятил грудь, отдал честь и взял слово:
– Смирно! Открываю заседание. Ребята, прелепницкая община прислала нам рапорт. Зачитай его, писарь!
Когда писарь прочел письмо за № 143, все члены правления переглянулись и вскипели.
– Спасибо! – завопил Петар Ранчич. – Что мы, дураки, чтобы кормить чужих детей? Кто кашу заварил, тот пусть ее и расхлебывает!
– А я скажу, – добавил Радисав Андрич, – раз есть в нашей стране законы для взрослых, то есть законы и для детей. Пусть все по закону и будет!
– А по-моему, – предложил Милислав Неделькович, – нам надо это дело вместе с младенцем отправить на решенье государственному совету.
Председатель Радисав, выслушав эти мудрые речи, снова скомандовал: «Смирно!» – и сказал:
– Это дело, ребята, решается просто, в уставе такое предусмотрено. Мы напишем ответный рапорт, в котором скажем, что крманская община не обязана кормить бедняков, ведущих свое происхождение из прелепницкой общины.
Последняя фраза так понравилась старосте Радисаву, что он обернулся к писарю.
– Внеси, писарь, в сегодняшний приказ по части следующее: «Крманская община не обязана кормить бедняков, ведущих свое происхождение из прелепницкой общины».
И писарь запротоколировал все, от слова до слова. По предложению старосты правление проголосовало за то, чтобы ребенок был возвращен вместе с письмом, в котором будут упомянуты слова старосты.
На том заседание закончилось. Радисав скомандовал членам правления: «Вольно!», все встали и пошли по домам.