Хорошо, что тут как раз мы увидели поезд: это нам придало сил, и мы пошли дальше. Поль меня нес на кошлах больше километра. Мы проходили мимо какого-то дома, и в нем свет горел. А в окошке толстая дама отодвинула занавеску и на меня смотрит нахально так. Я себе под нос буркнул:
— Чего уставилась? Фотку мою хочешь?
— Ты чего? — Поль говорит.
— Ничего, — отвечаю. Потому что он эту даму не видел, долго объяснять, да и не важно…
Через сколько-то времени он как шел, так и упал, коленку расшиб. Поль, он такой, никогда не скажет, что устал, прет, пока не свалится. Тут мне стыдно стало, и дальше я сам шел.
Когда мы пришли в Перигё, уже светало, и ноги у меня совсем не болели, я их вообще не чувствовал. Полоски от туфель из красных стали черными и немного синими. Я, кажется, в какой-то момент там уснул, за помойкой. Так сильно спать хотел, что уже все равно было, хоть холод, хоть вонь.
Перед тем Пьер нарочно разорвал сумку по шву, посадил в нее Яна, и они зашли в вокзал.
VI
Рассказывает Валери Массамба, двадцать пять лет, студентка
Я в своем репертуаре. Вечно так боюсь опоздать на поезд, что приезжаю на вокзал чуть ли не за час. И сижу как дура. В таких случаях я устраиваюсь на скамейке где-нибудь в уголке и утыкаюсь в журнал. Тем самым я недвусмысленно даю понять: меня нет, просьба не беспокоить.
Вот почему, когда тот мальчишка сел прямо напротив меня, я его сначала даже не заметила.
Привлек мое внимание запах. Не знаю, когда мой визави последний раз менял носки, но не надо было обладать дипломом собаки-ищейки, чтобы взять его след. Mamma mia! Был бы он взрослый, я бы тут же пересела. Вот только выглядел он лет на двенадцать-тринадцать, не больше, к тому же одет так, что без слез не взглянешь: какой-то бурый анорак со сломанной молнией, растянутый свитер с обмахрившимися рукавами… Приличной была только шапка с ушами, похожая на шлемы первых авиаторов. На коленях он держал хозяйственную сумку из синтетической ткани, такую кошелку, с какими за покупками ходят. Необычный багаж для путешествия.
По его лицу с упрямым подбородком, словно вырубленному топором, можно было предположить, что с этим парнем шутки плохи. Но в то же время в его взгляде было что-то беззащитное, тревога какая-то. Я сама из «понаехавших», и такой взгляд мне хорошо знаком.
Сколько раз я видела его в зеркале. Так что я не стала пересаживаться. Несмотря на запах…
В тот момент я и не подозревала, каким это обернется удивительным приключением.
Постараюсь излагать пояснее, потому что, по правде говоря, тут есть в чем запутаться.
Для начала вот: у мальчишки в сумке что-то шевелится. Кошка? Собака? Кролик? Курица? Непонятно. Единственное, в чем я уверена, — это что-то живое. Мало того: мальчишка наклоняется к сумке и начинает что-то тихо говорить тому, что там шевелится. Должно быть, очень любит эту свою кошку, черепаху или канарейку, если так вот с ней беседует! Потом он выпрямляется, пристально, изучающе оглядывает пассажиров, ожидающих поезда, снова шепчется с сумкой и снова осматривается. И так раз десять.
Все это продолжается по крайней мере двадцать минут. Я и ухом не веду. Сижу, читаю журнал. Якобы.
Вдруг мальчишка встает и направляется к скамейке, где сидит отец с двумя детьми, только что купивший билеты в кассе. Дети затевают возню — радуются, что поедут на поезде, может быть, в первый раз. Мой король ароматов, проходя позади них, незаметно оставляет свою сумку рядом с их багажом и занимает позицию метрах в десяти, у газетного киоска. Стоит там и делает вид, что смотрит в другую сторону, но сумка так неодолимо притягивает его взгляд, что он начинает косить. Я знаю одну особу, которая тоже начинает косить: ее зовут Валери, и это я. Что же он такое затеял, интересно знать?
Что он затеял, мне предстоит узнать очень скоро, и такое не каждый день увидишь.
У хозяйственной сумки сбоку прореха. Из этой прорехи вдруг появляется что-то вроде маленькой трубы. Эта труба — рукав, а из рукава высовывается — что? Правильно, рука. Нормально, да? Что из рукава высовывается рука — это весьма распространенное явление, согласитесь. Вот уж было бы чему удивляться!