— Положи их мне в сумку, ладно?
Она отвечает:
— Ладно, сейчас.
И, главное дело, перед самым уходом спросил ведь еще раз для верности:
— Положила?
— Что положила?
— Сандвичи с ветчиной! Ты их в сумку положила?
А она такая:
— Да положила, положила! Иди уже, на поезд опоздаешь.
И что бы вы думали? В сумке их не было!
X
Рассказывает Фабьен Дутрело, четырнадцать лет, брат Яна
На вокзале в Бордо мы насилу нашли друг друга, столько там было народу. Хорошо, остальные догадались, как и мы, подойти к выходу. Там и встретились. А город Бордо, оказывается, не у самого Океана. Вовсе даже нет. Это только кажется, если по карте смотреть, а на самом деле там еще километров пятьдесят по прямой. Пьер сказал:
— Подумаешь! Сядем на другой поезд, и все дела.
Оборзел он совсем, Пьер. С билетами и с едой он здорово управился, ну и вообразил, что он теперь командир и ему сам черт не брат. Мы все сидели думали, что теперь делать, а он расхаживал взад-вперед перед нами с таким видом, как будто говорил: «Чего сидеть-то? Сбегаю сейчас за билетами, и все тут!»
А я вот был уверен, что второй раз этот номер не пройдет: заметут. И то уже было чудом, что мы досюда добрались, так что не стоило нарываться. Я вспомнил весь наш путь: грузовик, который вез нас сквозь ночь, и как полдня шагали по шоссе, и ночной марш-бросок вдоль железной дороги. И все это псу под хвост? Нет уж.
И вообще, я признавал только одного командира, и это был Ян.
Я заглянул в сумку и спросил его:
— Что теперь будем делать?
Он немного подумал.
— Младшие очень устали?
— Сейчас ничего, поспали в поезде.
— Поели?
— Да, все сыты.
— Вы с Реми можете еще меня понести?
— Конечно.
Тогда он улыбнулся, а потом с печальной такой ужимкой прошагал пальцами по краю сумки. Значит, пешком идти, по крайней мере, пока не выберемся из города.
Средние надулись. Они и так-то всегда хмурятся, даже если все в порядке, ну а тут уж — можно себе представить. Ну, встали мы и пошли.
До шоссе, которое ведет к Океану, мы добирались часа два, не меньше. Надо сказать, в городе Янов компас барахлит, так что мы поплутали.
Поль, никого не спрашивая, поднял руку — и с первой же попытки чертовски повезло: остановился фургончик вроде автолавки, которая раньше к нам заезжала. По четвергам, как сейчас помню. В ней чего только не продавалось, начиная с палок для метел и кончая зубной пастой, включая мухобойки и знаменитые «сюрпризы». Это такие бумажные конусы двух сортов: большие и маленькие. Я так до сих пор и не знаю, что было внутри у тех «сюрпризов»: мать их никогда не покупала, ни больших, ни маленьких. «На кой нам эта дрянь!» — так она говорила. Эта автолавка несколько лет заезжала по четвергам к нам во двор и сигналила, а потом однажды не приехала, и больше мы ее не видели. Все правильно — мать никогда ничего не покупала, а лавочнику какая радость делать крюк только ради того, чтоб Кабысдох пописал ему на колесо.
Вот когда-нибудь, когда вырасту, даже если буду совсем взрослый, я пойду в магазин, где продаются эти «сюрпризы», и куплю себе один. И если спросят: «Деткам берете?» — я скажу: «Нет, себе!» — и мне не будет стыдно. Вообще я детей, пожалуй, не хочу. Я бы лучше потом, когда вырасту, немного пожил спокойно. Разве что Яна взял бы к себе. Посмотрим.
Водитель спросил:
— Вам куда?
Поль сказал:
— К Океану.
— Ладно, тогда давайте в фургон.
Он вылез из кабины, чтоб открыть нам заднюю дверь. Толстый-толстый, я и не знал, что такие бывают. Ему приходилось идти враскоряку, чтоб ляжки друг об друга не терлись.
XI
Рассказывает Эмиль Дюкрок, пятьдесят лет, лавочник
Ну да, это я их подвозил, шестерых братьев Дутрело. Седьмого, маленького, тоже, наверно, только я его не видел. Они его прятали в той знаменитой сумке. Я их всех посадил в фургон и велел ничего там не трогать. На вид они были вполне безобидные, сели на пол посреди товаров и больше не шелохнулись. Один, в шапке с ушами, ехал со мной в кабине, но не больно-то он был разговорчивый.