Грета Гордон? Я едва не поперхнулась. Фильм для Греты Гордон, знаменитой актрисы, любимицы Голливуда, получившей «Оскара» в восьмидесятых?
К сожалению, со временем у Греты появились проблемы с алкоголем, затем она подсела на наркотики, и потому все последовавшие за получением заветной статуэтки роли выходили одна другой хуже. В конечном итоге Грета Гордон перебралась в Англию, купила маленький домик и укрылась в нем от внешнего мира. Папарацци почти забыли о ней.
— Она снова будет сниматься? — Я не верю своим ушам.
— Это уже решенный вопрос, — шепчет Китти. Глаза ее сияют торжеством. — Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы ее уговорить.
— А она…. завязала?
— Скажу больше: Грета пьет только минеральную воду и стала вегетарианкой.
Я медленно киваю. Если Грета Гордон вернется, для Китти это будет триумфом. Газетчики взорвутся!
— А она… не старовата?
Китти шарахается от меня, словно я сморозила невесть какую глупость. Ясное дело, что для нее, женщины в летах, накачанной ботоксом, ни одна актриса не кажется староватой.
— Наоборот, она расцвела с тех пор, как завязала. И ничуть не утратила своего обаяния.
— Понятно.
— Она хочет вернуться в киноиндустрию с главной ролью в комедии. В романтической комедии. — Китти улыбается. Бриллианты в ее ушах весело поблескивают.
— Мне все ясно.
Что же тут неясного! Я должна в кратчайшие сроки найти романтическую комедию для сорокапятилетней актрисы, забытой поклонниками и журналистами. Что может быть проще? Для сорокапятилетней! В кинобизнесе уже те, кому тридцать с хвостиком — если это не мужчины или не суперзвезды, — считаются старыми.
Я должна объяснить Китти, что это невозможно. Немыслимо. Невероятно! Вместо этого я открываю рот и произношу следующее:
— Я получу повышение?
— Что?! — рявкает Китти.
— Если я найду такой сценарий, — добавляю я. — Я получу повышение?
Китти пристально смотрит на меня.
— Разумеется, я продолжу работать под твоим началом. Ведь тебя тоже повысят.
— Э… да, меня повысят, — озадаченно соглашается Китти.
— Тебя сделают вице-президентом. Скорее всего в Лос-Анджелесе. И тебе понадобится верная помощница. Вроде меня.
Китти хмыкает, изучающе глядя на меня.
— Только тебе придется остаться в Англии, — наконец говорит она.
Неужели она в самом деле согласна? Если бы Китти хотела меня надуть, она бы уже десять раз сказала «да», а не пыталась разобраться в деталях.
— Тем более что ты хорошо знаешь здешний рынок. Наверняка Эли не откажется от компетентного специалиста в Британии, — задумчиво говорит моя начальница.
Ха, вот он уже для нее и Эли, а она — его правая рука! Пожалуй, у Китти еще более развито воображение, чем у меня.
— Вот и славно, — киваю я, немного жалея, что меня оставляют в Англии. Впрочем, какая разница? — Значит, договорились? Я даю тебе сценарий, а ты мне — новую должность.
— Пожалуй, да. — Китти смотрит мне прямо в глаза. — Обещаю.
После этих слов она падает в кресло и поворачивается в нем к окну. Думаю, мысленно она уже в Лос-Анджелесе.
— Главное, достань мне сценарий, Анна.
Глава 3
Зачем я здесь?
Я стою на каменных ступенях дома Ванны. Только что я выкинула целых двенадцать фунтов на такси!
У Ванны потрясающий дом в георгианском стиле. В таких домах всегда есть огромное крыльцо с каменными ступенями и серыми колоннами, двор окружает ограда из огромных тисов, листва которых скрывает жилище от постороннего глаза.
В такси меня едва не укачало, потому что машина постоянно прыгала по булыжной мостовой. Ведь к такому красивому району может вести только булыжная мостовая.
«Лендровер» Ванны припаркован рядом с зеленым гоночным «Астон-мартином» Руперта чуть сбоку от дома, и, обходя их, я вижу краем глаза чудесный садик с изящной оградкой. Ванна посадила там низкорослые розы и глицинии вдоль ограды, несколько яблонь в окружении гиацинтов. Насколько я знаю, даже зимой здесь что-то цветет: кажется, зимний жасмин и рождественская роза.
Мой палец застывает на кнопке звонка. Я еще могу сбежать.
На самом деле я обожаю бывать у Ванны летними вечерами. Правда, я выбираю время, когда Руперт уезжает по делам в Америку или Японию, а дети Ванны уже уложены спать заботливой няней, которая постоянно живет в доме. Тогда мы с подругой берем по бокалу ледяного белого вина, вазочку с фруктами и выходим в сад, чтобы поболтать о том о сем. Для меня подобные визиты вроде долгожданных выходных, которых я не имею. Правда, я всегда ощущаю себя неловко оттого, что не могу принести с собой бутылочку шампанского или пару игрушек для детей. Я переживаю, что не могу отплатить Ванне за ее щедрость.
Но на этот раз я все-таки принесла бутылку шампанского.
И все равно мне неловко. Ведь Руперт сегодня дома, а он настоящая задница, этот Руперт. В хорошем смысле этого слова, конечно.
Кстати, кроме мужа Ванны здесь сегодня и некий Чарлз, но, по словам моей подруги, он, на мое счастье, гей, а значит, подруга не начнет меня немедленно сватать — что она обожает делать. Впрочем, какая разница, гей он или нет? Все равно этот Чарлз, я уверена, даст мне сто очков вперед и по стилю, и по вкусу — по всему. Друзья Ванны — люди необычные, блестящие и очень интересные. В их обществе я теряюсь. Кстати, упоминание о многих из них я часто встречаю в таблоидах.
Я в полной растерянности. Нет, я в ужасе. Но Ванна была так настойчива, приглашая меня к четырем часам, что отказаться не было никакой возможности.
Приходится все же нажать на звонок.
— Дорогая! Рада тебя видеть! — Ванна распахивает дверь буквально через пару секунд. Она обнимает меня, обволакивая тонким ароматом своих духов. — Уинстон! Немедленно прекрати! Вот оболтус! — Она пытается оттащить собаку за ошейник. — Прости, Анна, так он проявляет дружеские чувства.
— Да, я знаю, — вяло отвечаю я. — Привет, Уинстон.
Речь идет об огромном золотистом ретривере, который постоянно линяет. Он обладает способностью оставлять свою шерсть на одежде гостей, и мне всякий раз здорово достается от него.
— Перестань, Уинстон, — умоляю я, видя, как мое платье цвета морской волны покрывается длинными светлыми волосками.
Но тут пес исхитряется подпрыгнуть выше обычного и облизать мне лицо. При этом ему удается размазать мне всю тушь и обвешать щеки слюнями. В такие моменты я начинаю понимать корейцев и их кухню. Правда, для меня остается загадкой, кто захочет есть такого слюнявого пса, как Уинстон.
— Ну и ну! — восклицает моя подруга, отпихивая собаку коленом. — Дорогой! Иди сюда!
В прихожей немедленно появляется Руперт с бокалом мартини.
— Ха-ха! — весело смеется он. — Анна, да ему удалось тебя облизать! Уинстон, как тебе не стыдно! — Руперт треплет собаку по загривку. — Анна, прости его. Так он выражает дружеские чувства.
— Да-да, мне это известно, — снова бормочу я, пытаясь улыбнуться. — Но мне нужно умыться.
За спиной Руперта возникает какой-то мужчина. Он среднего роста, строен и одет в элегантнейший серый костюм, который ему не слишком идет. У него аккуратная бородка и смуглая кожа. На лице застыл немой ужас — при виде меня. Он судорожно вздыхает и что-то шепчет на ухо Руперту.
— Ах да, это Анна, — весело восклицает Руперт. — Не обращай внимания на ее странный макияж. Это работа нашего пса. Анна, позволь тебе представить Чарлза Доусона.
— Прошу меня извинить. Я на минуту, — невнятно бурчу я и устремляюсь вверх по лестнице, в ванную.
Вот черт! Ничего себе ловушка! Никакой он не гей, этот Чарлз Доусон! Ванна снова обманула меня, а я опять ей поверила. Проклятие, когда же она перестанет меня сватать! Мне был обещан вечер в окружении приятных людей, дорогая индийская еда из шикарного ресторана для высшего общества…
Вместо этого меня снова сватают!
Ванна поставила перед собой цель устроить мою личную жизнь и вот уже много лет не отступает от нее. Кстати, совершенно безрезультатно. Почему-то моей подруге не приходит в голову, что меня смущает и пугает ее настойчивость. Все эти банкиры и руководители издательств предпочитали вежливо поболтать около часа, а затем ретироваться под любым благовидным предлогом. Если бы я записывала в блокнот все эти предлоги, я бы стала обладательницей довольно занятной коллекции.