— Это было до или после того, как она повела тебя в клинику?
Дина сжала губы.
— До того, — тихо ответила она.
«О Иисус! Неудивительно, что Дина чувствовала, что ее предали. Что сказать ей, Господь? Как же мы сами запутываем свою жизнь!»
— Мне так тяжело было слушать, когда она меня уговаривала — особенно после всего, что мама говорила по поводу абортов, — продолжала Дина, — но я думаю, она пошла на это, чтобы отцу было легче. Он был убежден, что это единственный выход из ситуации. Да и я действовала не лучшим образом. Но я просто не могла разобраться в своих чувствах, не понимала, что мне делать! Я согласилась пойти с ней, но потом сбежала из клиники.
— Слава Богу!
— Да, слава Богу, — тихо согласилась Дина, кладя руку на живот. Она долго стояла молча, с закрытыми глазами. — Скажи, что мне делать, Джо? Скажи, как им помочь?
— Люби их!
— Я люблю их, но надо и действия какие-то предпринимать!
— Если ты вмешаешься, ты можешь оказаться на пути у Бога.
— А если они решат развестись?
— А может, и нет.
— А если да?!
— Они всегда могут передумать, — он вытер слезу с ее щеки. — Ты придумываешь проблемы, Дина. Беспокоишься о том, что только может произойти. Заботься о сегодняшнем дне!
— Но ведь так тяжело видеть, как они мучают друг друга!
— Эмоции — страшная сила, но они переменчивы, как ветер. Вот почему Господь призывает нас обновлять свой разум. Нельзя принимать решения, основываясь на чувствах. Твои родители знают Господа. Судя по тому, что ты о них рассказывала, они уже много лет в слове Божьем. Они, наконец, вспомнят об этом. Если сами не вспомнят, то Бог об этом позаботится!
— Я бы хотела избавить их от лишней боли!
— Боль бывает полезной — иногда она спасает от огня! — Он взял Дину за руку. — Пошли, давай немного прогуляемся!
За углом начиналась крытая галерея: в ряд выстроились лотки, заваленные дарами моря. На горках колотого льда пристроились красные вареные крабы. В витринах-холодильниках красовались красно-белые картонные тарелки с креветками. Упакованные в полиэтилен французские булки выстроились стройными рядами на полках.
На Дину с размаху налетел какой-то мужчина, в руках он держал круглый хлеб без сердцевины, наполненный густым супом из моллюсков. Он извинился и побежал дальше. Джо пошел впереди девушки, чтобы оградить ее от таких столкновений.
— Как вкусно пахнет!
— Я веду тебя в шикарный ресторан, а тебе захотелось кусок хлеба с супом в нем!
— Нам придется целый час ждать, пока освободится столик, и еще полчаса — пока подадут ужин, Джо!
Джо оглянулся, на лице — широкая улыбка.
— Хочешь сказать, что проголодалась?
Дина улыбнулась в ответ.
— Просто умираю от голода!
Джо купил им обоим по круглой булке, полной густого супа из моллюсков. Он ворчливо пожелал Дине приятного аппетита, но с удовольствием наблюдал, как она смакует каждый кусочек.
Солнце зашло, бриз стал прохладным. К тому времени, когда они вернулись на площадь Джирарделли, на небе появились звезды. Джо не торопился везти Дину домой, да и она, кажется, не спешила возвращаться. Они болтали обо всем на свете — кроме ребенка и планов Дины.
В маленьком дворике играл струнный оркестр. Они сели за круглый столик возле кирпичной стены. Джо заказал эспрессо, а Дина — кофе без кофеина и кусок немецкого шоколадного торта. Джо облокотился об стол и наблюдал за девушкой. Казалось, у Дины была своя теория о том, как надо есть десерт, — она ела торт маленькими кусочками, смакуя каждый из них. При таких темпах они засидятся здесь надолго… Джо ухмыльнулся.
— Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так наслаждался куском торта.
Дина наколола на вилку кусок побольше и протянула ему.
— Вкус просто небесный!
Джо позволил себя покормить, слегка приподнял брови и одобрительно замычал. Дина со смехом подвинула к нему тарелку.
— Доедай, я больше не могу. — Она забавлялась, глядя, как он поглощает торт.
Съев несколько кусочков, Джо втянул щеки, потом быстро запил торт черным кофе.
— Слишком сладко, — сказал он.
Дина поймала себя на том, что изучает Джо, пока его внимание отвлеклось на музыкантов. Странно, как обманчива может быть внешность человека! Этот, на самом деле, такой добрый и заботливый мужчина был похож на уличного хулигана — с этой копной длинных темных волос, падавших на воротник куртки. Теперь ему не надо было подчиняться правилам колледжа и коротко стричься. Мочка уха у Джо была проколота, на руке — татуировка креста с бриллиантом. Как-то раз она спросила об этом Джо; он объяснил ей, что бриллиант — знак того, что парень участвовал в ограблении. Позже, когда Джо только стал христианином, поверх бриллианта он вытатуировал крест.