Толстая черта пересекала множество имен. Большую их часть, на самом деле.
Эти записи, эти страницы были основой – фундаментом – его Планов.
А Планов было много.
Некоторые увенчались успехом, но приходилось признать, что большинство – нет. Исход многих зависел от судьбы. На страницах потрепанного блокнота (и многих других подобных ему) были списки небольших халтур – вид насилия и краткосрочной выгоды, которые проложили бы ему путь обратно в тюрьму на несколько лет – сделки с высоким риском и низким вознаграждением. На отчаянные времена. Другие планы были долгосрочными. Их надо было продумывать годами. Давать на лапу всем в городе, рассаживать своих по ключевым местам, чтобы нашептали, когда случится то или это. У него были десятки, сотни страниц Планов – какие-то хорошие, какие-то не очень, какие-то потенциально отличные. Некоторые были не более чем набросками, идеями, которые можно реализовать, если подвернется подходящая возможность.
Вариантов не бывает слишком много.
Джим завел первый блокнот, когда был подростком. Он уже потерял счет, сколько их было с тех пор – какие-то навсегда исчезли в огне, сожжены, чтобы защитить виновных; какие-то он хранил на будущее. В молодости он в общих чертах расписал все преступления, которые мечтал совершить, размышлял и прописывал, пока его отец отсыпался в соседней комнате, даже не желая брать на себя роль родителя. Напуганный мешок дерьма.
Тот парень – маленькая версия Джима Кэди – расписал все детали вымышленных сценариев, а потом медленно воплощал их в жизнь.
Хоть и несколько иначе.
Мечта об ограблении банка превратилась в реальное ограбление местного цветочного магазина; вместо убийства «вожака улиц» он выстрелил ночью в главаря местной банды. Борьба за становление криминальным авторитетом – главная мечта – обрисовывалась все четче, когда Джим начал встречаться и тесно сотрудничать с единомышленниками, как криминальными, так и законными (его девизом было «заплати или убей»), чтобы получить правильную работу, поговорить с правильным человеком или убрать неправильного, и под конец он уже оказался в таком положении, из которого мог доработать детали своих многочисленных сложных Планов.
Его первая успешная манипуляция всего в девятнадцать (но он уже тогда казался огромным) принесла ему работу ночного менеджера круглосуточного супермаркета неподалеку. Так у него открылся доступ к еде и бухлу. К тому, что можно было съесть, выпить и продать. Сначала ему нужно было запугать парочку более квалифицированных кандидатов, чтобы те отказались от должности. Затем он передал пятьсот баксов помощнику дневного менеджера, чтобы тот его порекомендовал, пообещав ему кое-что – деньги, которые тому были нужны на аборт своей девушке. А об этом Кэди узнал из третьих уст. Если бы этот болван отказался от денег, тогда ему пришлось бы доставить неприятности этой девушке, хоть она и была беременной. Серьезные неприятности.
И так продолжалось много лет.
Столько Планов. Куча страниц с идеями, с ситуациями – некоторые остались позади, некоторые все еще пишутся.
Когда он в конце концов угодил в тюрьму, Джим сотрудничал с другими заключенными, чтобы разработать больше идей, больше схем. Все они попали в блокноты. Каждая схема, каждая деталь, каждый потенциальный путь к успеху. Охранникам было все равно. Черт, да он щедро подкупал многих, и некоторые до сих пор остались в долгу и предоставляли информацию изнутри или оказывали услуги.
Следующая.
Его палец остановился на имени. Оно было подчеркнуто. Дважды. Коп, который ничего ему не был должен, но по слухам с радостью обменяет информацию на пару сотню баксов или наркоту.
В этом случае информацию об одной аварии, на которую всем было насрать.
Следующая.
Другое имя. Парень из обслуживающего персонала с пристрастием к дерьмовому кокаину, который пообещал сообщить Джиму, если кое-кто выйдет из комы. Джим закрыл глаза, сделал глубокий вдох, ощутил запах несвежего пива, теплый воздух, приносящий свой собственный привкус пыльных улиц и потухших сигарет. «Очередной тупой стукач»,– подумал он, почти улыбаясь. Кэди представил, как информация течет по широкой сложной сети прямо к нему. Такая личная матрица, где он – паук в центре огромной паутины.