Его глаза перебегали с одного лица на другое. Дядя Дэйв улыбался, но казался нервным. Тетя Мэри тоже улыбалась, но как-то чопорно, и Генри понял, что ему не отвертеться.
– Ладно,– тихо ответил он, ничего не выдавая.
– Он рассказал нам о… – Мэри запнулась,– о ваших играх. С карточками. У тебя хорошо получается.
– Карты Зенера,– поправил Генри, понимая, к чему все ведет.– Да, я их отгадываю.
– Это хорошо, Генри,– выпалил Дэйв, откладывая вилку.– Мы просто хотели больше о тебе узнать; мы с доктором Хамадой хотим, чтобы ты понял себя, был счастлив.
– Я счастлив,– сказал Генри правду. Он пытался показать это Дэйву и Мэри, но, кажется, у него не получилось. Дэйв снова выглядел нервным, а Мэри – взволнованной, как будто Генри только что крикнул: «Я вас ненавижу!»
– Отлично, Генри,– ответила Мэри,– и это самое главное. Мы просто…
– Вы хотите знать, умею ли я читать мысли? – резко спросил Генри.– Всех, кого захочу?
Дэйв замер с едой во рту, а Мэри вдруг выпрямилась, будто Генри вытащил из кармана змею.
– Я могу,– продолжил он.– Я не читаю, потому что это невежливо, но если захочу, это просто. Как взять в руки книгу. Или смотреть телевизор.
Наступила минута молчания, пока Дэйв и Мэри приходили в себя после столь откровенного заявления Генри. Они еще не обсуждали эти странные способности так прямо. Генри понял, что Дэйв и Мэри были к этому не готовы. Не хотели знать наверняка всю степень его возможностей.
Прямо как в тот раз, когда тетя Мэри спросила его о перешептываниях по ночам, и Генри сказал ей правду – он разговаривал со своим папой. Это ее напугало. А когда об этом узнал дядя Дэйв, он казался даже не напуганным, а рассерженным. Будто Генри делал что-то плохое или играл с кем-то, с кем не должен. И когда они узнали, лучше совсем не стало!
Поэтому Генри начал разговаривать с папой только про себя. По крайней мере, пытался. Иногда он забывался и шептал или говорил вслух, но старался не делать этого в их присутствии, иначе они снова испугаются и разозлятся. Хоть они и пытались быть милыми и помочь ему, Генри понимал, что ничего не выйдет.
Он только напугает их, прямо как сейчас.
Генри почувствовал невероятную усталость. Он опустил подбородок, уставившись на холодный мясной рулет и картофельное пюре на тарелке и тяжелую вилку, забытую на скатерти.
– Можно я пойду, пожалуйста? – сказал он.
Дэйв и Мэри переглянулись.
– Ты почти ничего не съел,– сказала Мэри.
– Я не хочу,– пробормотал мальчик и соскользнул со стула.– Извини, тетя Мэри,– добавил он, не зная, за что извиняется – за несъеденный ужин или за то, что они не смогли ему помочь. Или, точнее, за то, что он не успокоил их, а только напугал, и так они себя и чувствовали – напуганными и беспомощными.
Он это видел.
– Генри,– начала Мэри, но Дэйв мягко положил руку ей на предплечье.
– Ничего, Генри,– сказал Дэйв.– Может, ты приляжешь? А мы оставим тебе еду. Если вдруг проголодаешься, мы потом разогреем, хорошо?
– Да, спасибо.
Генри сделал несколько шагов в сторону коридора, а потом повернулся и увидел, как они смотрят друг на друга, держась за руки, на их лицах ясно читалась озабоченность.
– Я люблю вас,– сказал мальчик.
Мэри подошла к нему, опустилась на колени и крепко обняла, поцеловав в лоб и щеки. Генри улыбнулся, и холод, поселившийся в его сердце, начал таять.
– Мы тоже тебя любим, Генри,– сказала она, гладя его по лицу и голове.– Иди приляг, а я попозже к тебе зайду.
– Хорошо, Мэри,– ответил Генри и пошел в свою спальню, закрыв за собой дверь. Угасающий свет, льющийся через его единственное окно, окутывал комнату туманным багровым закатом, углы уже заволокла тень. Он заполз на свою кровать, желая просто полежать пару минут. В животе заурчало, и он подумывал пойти доесть свой ужин. Размышляя, он обхватил руками мягкую подушку и закрыл глаза.
6
Когда он открыл их снова, было темно.
Он весь был слишком теплым, потным. Его укрыли одеялом, и одежда все еще была на нем – те же спортивные штаны и футболка, в которых он ходил в школу. Во рту пересохло. Он перекатился на бок и посмотрел на светящиеся цифры прикроватных часов в форме бейсбольного мяча.