– Откройте учебники, пожалуйста,– сказала мисс Джонсон, не отрываясь от записей мелом на большой зеленой доске.
Генри вздохнул, попытался выкинуть из головы страх и тревогу и замедлить биение сердца, а потом открыл книгу.
Дверь в класс открылась.
Генри рефлекторно поднял глаза. И замер.
Джим Хоукс, великий метатель камней, знаменитый коллега мистера Мусорного Томми Пэтчена, стоял в проеме с бледным мокрым лицом.
Он смотрел прямо на Генри.
– Джим?
Джим дернулся, как от пощечины, широко раскрыв глаза, и тупо уставился на приближающуюся фигуру мисс Джонсон, словно недоумевая, что она тут делала.
Мисс Джонсон протянула руку, и Джим молча дал ей сложенную розовую записку. Дети заерзали на своих местах. Все знали, что в этом семестре Джим помогал в офисе, а это значило, в этой самой розовой записке таилось имя одного везучего или, возможно, невезучего ученика.
Учительница небрежно забрала записку у Джима, а затем повернулась к классу. Генри наблюдал, как разворачивается листок, а потом снова перевел взгляд на Джима, который продолжал сверлить Генри стальным взглядом.
«Он радуется?» – задумался Генри и уже собирался проверить, что именно было у Джима на уме, когда услышал свое имя.
– Генри,– сказала мисс Джонсон.
Генри снова обратил внимание на учительницу, и внутренности сжал необъяснимый страх. Пока мисс Джонсон шла к нему между рядами парт, он боковым зрением увидел, как закрылась дверь в кабинет. Но теперь ему было не до Джима, его странного животного взгляда и полуулыбки, ведь мисс Джонсон спокойно положила записку ему на стол.
Он тупо уставился вниз, когда учительница попросила Бет Данчиско, худенькую рыжеволосую девочку с таким количеством веснушек, что они могли бы сравниться с усыпанным звездами небом, прочитать вслух с начала 126 страницы учебника.
Монотонный рассказ Бет об известной битве при Шайло во время Гражданской войны был подобен отдаленному жужжанию в ушах Генри, пока он разворачивал бумажку. Сверху жирным шрифтом было напечатано «ПРОПУСК», а под ним – стандартные категории: «ЗАПРАШИВАЕТСЯ УЧИТЕЛЬ, УЧЕНИК, КЛАСС», а потом «ВРЕМЯ». Судя по всему, учитель английского, мистер Годинес, хотел поговорить с ним в 8:45 в 14 кабинете, куда Генри обычно ходил на четвертый урок.
Генри взглянул на часы: 8:40.
Пока он медленно, почти в трансе собирал свои вещи, чтобы покинуть класс, биение его неутомимого маленького сердечка снова начало ускоряться.
Несмотря на свой дар, он не мог придумать ни одной причины, по которой ему было бы, из-за чего нервничать.
Или, уж тем более… бояться.
4
Белый промышленный фургон без опознавательных знаков притормозил на Госсамер-стрит, мигнул красным сигналом поворота, а затем резко повернул направо, на Харкер-лейн, тихую полосу пригородной улицы, проходящую за начальной школой «Либерти». На унылой Харкер-лейн не было ни одного дома, потому что с одной стороны стояла школа, а с другой – густая роща городских еще не выросших деревьев. Узкий переулок заканчивался крутым поворотом, который выводил обратно на Госсамер, превращая улицу в не более чем едва проторенный объезд, которым пользовались в основном учителя, мусоровозы и фургоны доставки – мало чем отличающиеся от того, что сейчас ехал к школе по потрескавшемуся, усыпанному листьями тротуару.
Вместо того, чтобы направиться на главную парковку школы, где обычно регистрируется водитель доставки, прежде чем попасть на территорию, этот фургон остановился у закрытого въезда на узкую, почти скрытую от посторонних глаз асфальтированную подъездную дорожку, которая вела в затененный альков школы, куда никто не ходил.
Мужчина в невзрачном синем комбинезоне открыл пассажирскую дверь фургона, подошел к воротам и снял с защелки незакрепленную удлиненную скобу потрепанного замка. Толкнул ворота, и они плавно поплыли внутрь, пропуская фургон на территорию между школьным складом и погрузочной площадкой кафетерия; дорожка заканчивалась у кирпичной стены, отделявшей переулок от большой бетонной площадки для занятий. Осенним днем крики и смех детей эхом долетали до темного алькова; та стена служила защитным барьером между мирами радости и теней.
Мужчина прошел через проем, и фургон осторожно въехал за ним. Как только машина проехала, он закрыл ворота и снова повесил замок, который не стал закрывать, а оставил пока что открытым.
Фургон встал рядом с двумя коричневыми мусорками, сгорбившимися в утренней тени здания. Мужчина в комбинезоне скользнул обратно на пассажирское сиденье, что-то сказал водителю и тихо закрыл дверь. Водитель кивнул и посмотрел на часы.