Незадолго до этого мы смотрели по телевизору передачу о причинах популярности фильмов ужасов. Передача началась с показа совершенно тошнотворных фрагментов самого популярного на сегодняшний день видеофильма в Соединенных Штатах. Он назывался «Лики смерти» и представлял собой кое-как смонтированные документальные кадры, на которых были запечатлены по-всякому умирающие люди: самоубийцы, выпрыгивающие из окон, человек, которого пожирает аллигатор (он был заснят выроненной им же самим камерой), расстрельный взвод, электрический стул. Совершенно бездарный фильм, который можно где угодно взять напрокат за три доллара.
Потом ведущий передачи спросил двенадцати летнюю девочку, только что посмотревшую какую-то чушь под названием «Я плюю на твою могилу», почему она смотрит такие фильмы. Она просияла и ответила: «Обожаю кровь!» Причем говорила она совершенно искренне. Например, для меня в детстве даже просмотр «Вызывающего трепет» с Винсентом Прайсом[103] означал целый месяц ночных кошмаров.
Что же до Вертуна-Болтуна, то его появление на съемочной площадке вызвало радостный фурор. Актеры со стекающими лавой по щекам раздавленными глазными яблоками или с торчащими из спин топорами подбегали к нему, чтобы взять автограф или просто пожать руку.
Уайетт был очаровательным Вертуном, эксцентричным самим ^обой, и, в качестве большого одолжения режиссеру, даже сыграл пятисекундную эпизодическую роль в неизбежной сцене с «ожившим мертвецом».
Зачем мы здесь? Мне оправданием служило то, что это был единственный снимающийся в это время в Лос-Анджелесе фильм ужасов. Я не снимал фильмов уже больше двух лет. Если моей следующей работой должен стать ужастик — во исполнение воли Фила и Спросони — мне сначала хотелось посмотреть, что делают эти ребята. По словам же Уайетта, он отправился со мной, поскольку ему всегда хотелось посмотреть, как снимают подобную чушь.
Увиденное за час, проведенный на съемочной площадке, меня разочаровало. Они пользовались новой, более совершенной австрийской камерой, но во всем остальном картина была до боли мне знакома. Оказавшись здесь, я сразу вспомнил, почему расстался с киношной жизнью.
Киношники, даже практически невидимый осветитель или статист, чувствуют себя очень важными персонами, что вполне понятно, поскольку все вокруг тоже просто мечтали бы работать в кино. Феномен вообще очень интересный: спросите десять человек, хочет ли кто-нибудь из них стать президентом, и наверняка найдется, по меньшей мере, один, который ответит отрицательно. После этого спросите их, хотели бы они хоть в каком-нибудь качестве работать в кино, и можете быть уверены, что большинство, если не все десять ответят утвердительно. Ирония в том, что съемки фильма, пожалуй, один из самых скучных на свете способов убить время. Ничто не делается быстро, и обычно повторяется четыре, пять, шесть… бесчисленное количество раз. Чувства общности тоже как-то не возникает, поскольку на съемках у каждого свои настолько специфические и требующие времени обязанности, что всем приходится заниматься своим делом до тех пор, пока не отснята сцена, а затем вкалывать как проклятым, чтобы подготовиться к следующей.
Но, как и в случае со многими другими занятиями, потребитель видит лишь конечный продукт, и продукт этот настолько романтичен и увлекателен, что трудно не захотеть поучаствовать в его создании.
Стоя со стаканчиком кофе в руке, я оглянулся на съемочную площадку и вспомнил свои последние съемки: как во время работы над «Удивительной» у меня частенько появлялось чувство, что я скорее смотрю на свою жизнь со стороны, нежели проживаю ее. Этакое навязчивое, зловещее ощущение, избавиться от которого стоит большого труда. Отчасти я снова испытал его в тот день, когда узнал о смерти Фила. Как я уже говорил, одной из первых мыслей, посетивших меня после этого известия, было изобразить его смерть кинематографически. Это можно отнести на счет шока, но разве всего за несколько месяцев до того я не видел все, что знал исключительно через объектив своей внутренней камеры. «Я — камера», конечно, замечательное название, но не слишком здоровое в том случае, если речь идет о твоей жизни. И сейчас, глядя на съемки этого фильма, я вспомнил свои последние дни в Голливуде.
— Мистер Грегстон? Уэбер Грегстон? Я обернулся и увидел симпатичную женщину лет тридцати с небольшим.
— Да, а что?
— Вы меня не знаете, зато я вас немного знаю. Меня зовут Линда Уэбстер. Я шила одежду Филу Стрейхорну для его «Полуночи». — Она неуверенно протянула мне руку. Я, почти не глядя, сунул ей свою и тут же громко вскрикнул. Опустив глаза, я увидел, что в мой большой палец вонзилась игла.
Она вытащила ее и снова воткнула в пристегнутую к запястью подушечку для иголок — непременная принадлежность костюмера.
— Ой, простите! Вечно я забываю… Извините, ради Бога.
— Ничего, ничего. Правда! — У нее было такое потрясенное и виноватое выражение лица, что мне вдруг больше стало жалко ее, а не свой палец. — Может, выпьем кофе? — Я поднял свой стаканчик.
— Похоже, вы какое-то время провели в Европе, да?
— С чего вы взяли?
— Просто обычно европейцы так говорят: «Выпьем кофе». А американцы чаще всего предлагают: «Пошли, угощу тебя кофе». Так что сразу можно определить, с какой вы стороны океана. Сколько вы там пробыли?
— Около года.
— Ну да-ааа, конечно, вспомнила! Фил много рассказывал о вас и всегда интересовался, где вы в тот или иной день. Он часто приносил на площадку ваши фотографии и показывал нам. Такие забавные… Ну и как вам его шуточка? Кстати, он вам не говорил, чем сейчас занимается?
— Занимается! Да он же мертв.
Она ухмыльнулась и покачала головой.
— А я слышала совсем другое.
— Лина… то есть, Линда, правильно? Линда, я сейчас живу у Саши Макрианес. Это она обнаружила тело. Он мертв, неужели вы не знали?
— Я знаю Сашу. Она обнаружила человека с простреленной головой, вот и все.
— Линда, вы еще будете мне рассказывать! Он был моим лучшим другом.
У нее были глаза женщины, считающей их гораздо более привлекательными, чем они есть на самом деле. Сейчас эти глаза говорили, что ей известно нечто такое, — возможно, какая-то тайна — чего не знаю я. И уж она постарается не рассказывать об этом как можно дольше.
103
Прайс Винсент — американский актер, исполнитель главной роли в фильме «Вызывающий трепет».