— В мире взрослых все немного иначе и сложнее. Мы не можем говорить правду такой, какая она есть, поэтому нам приходится изощряться в словесных хитростях, делая вид, что что-то нам нравится или наоборот, стараться уйти от того, что неприятно для нас. Поэтому я и живу особняком вдали от столицы и людей. Я не люблю фальшь, неискренние улыбки и внимание. Мне нравится простота и честность, жизнь… такая, какая она есть.
Почему-то Энья увидела Девона совершенно другим. Не взрослым сильным мужчиной или чародеем, а ее ровесником. Мальчишкой, который сбежал из мира взрослых сюда поближе к морю, горам и лесам, где дует свободный ветер, где он может летать, не боясь ничего. Не переживая, что о нем подумают или скажут что-то дурное окружающие, осудят, если он вздумает пройтись босиком по пляжу. Энья увидела этого черноволосого мальчика: он был худощав и высок, но его глаза остались такими же ярко-синими. Он держал ее за руку и открывал этот мир с другой стороны. Следуя порыву чувств, Энья улыбнулась и поцеловала мальчика в нос. Он удивленно заморгал и… улыбнулся ей в ответ, крепко обняв, уткнувшись в волну бронзовых волос и затем прошептал:
— Я счастлив, что у меня есть ты. Ты — мое сердце.
«Люби ее так, как любил меня…», — вспомнились Энье строки из книги матушки.
Но греза растворилась, стоило за окном прогреметь грому. Они вновь сидели в кабинете. Взрослый чародей и маленькая девочка.
— Значит… мачеха отравила мою матушку? — она задала самый важный вопрос.
— Я не берусь утверждать, но все может быть. Суди сама, ведь они с твоим отцом уже были знакомы, но женой она так и не стала, а когда твоя мать родила тебя, у Колет появился повод избавиться от соперницы. На беременную она бы и не покусилась, все же… это слишком кровожадно даже для нее… Скорее всего она подговорила какую-нибудь служанку подливать ей яд, которым решила отравить и тебя.
— Да-а-а! — осенило Энью. — Перед отъездом, нянюшка запретила мне пить все, что приносили слуги. А еще она пудрила меня, и я потом ходила, словно приведение, — она усмехнулась. — Однажды я даже испугала Сюзет, вот смеху то было… правда пришлось испортить простыню, но швея меня не ругала. Тогда все глядели на меня с такой жалостью, потому что я подурнела и заболела.
— Думаю, что твое похищение в городе было не случайным. Если бы не твоя храбрость и зоркий взгляд Мортимера, то я не знаю, чем бы все закончилось, — Девон покачал головой. Он был задумчив и хмур.
Энья провела пальчиком по его лбу:
— У тебя будут морщины…
— Не в этой жизни. Когда я заключал сделку с демоном, то получил не только дар перевоплощения, но и способность не стареть.
— Ух ты! А мне бы наоборот поскорее вырасти, — она стала накручивать прядь волос на палец. — Девон, что же нам делать с мачехой? Вдруг она вздумает и тебя отравить или снова добраться до меня?
— Боюсь, она добралась только до твоего платья, — он взял со стола другой конверт и вытащил из него лоскуток знакомой Энье ткани.
«Из такой же мне должны были сшить наряд для дня рождения Сюзет», — поняла она.
— Как же это? — она взяла несчастный лоскуток и погладила его.
— Мадам Помпилу сообщила, что видела Колет с Сюзет, когда они забирали наряды из ее бутика, поэтому я не удивлен, что твое платье пострадало. Увы, но заказать новое мы не успеем.
Энья не сильно расстроилась. Общение с сестрой приучило ее к частым разочарованиям и испорченным вещам. Но, в отличие от жизни дома, здесь она освоила магию. И выход был один: ей придется задействовать колдовство и нелюбимое рукоделие.
— Я что-нибудь придумаю, — спокойно сказала она. Сейчас ей хотелось побыть одной и все как следует обдумать. Она погладила Девона по руке и ушла в свою спальню.
Герцог же остался на месте, раздумывая над поимкой настоящей преступницы. Той, которая лишила его Риены.
— Всюду они пролезут! — негодовала Энья, пересматривая все платья в шкафу. Ни одно их них, по ее мнению, не могло произвести на Сюзет впечатление. Утереть нос сестре-задаваке — вот что входило в план Эньи. Раз с ее платьем так бесчестно разделались, то ей необходимо кое-что другое. Но не только этим грезила малышка. Маленькая чародейка думала о более важной идее, чем девичий гардероб. Она жаждала услышать признание от мачехи в ее дурных поступках и ужасных деяниях.
— Она скажет мне всю правду, чего бы мне это не стоило, — шипела девочка. Ни одно платье ей не понравилось. Все были надеты не один раз и совершенно не подходили для дня празднества. Она уже было хотела захлопнуть дверцы, но взгляд зацепился за три матушкиных платья: бордовое, изумрудное и жемчужное. Последнее было больше похоже на подвенечное.