Один за другим снимал он с полок тома, переплетенные в шкуры их воющих собратьев. Но Анн больше не слышал волчьих голосов. Его переполняла жажда узнать тайну. Вскоре полки опустели, и в стене обнаружилась дверь, которую юноша немедленно толкнул. Взяв в руку свечу, он вошел…
И оказался в маленькой каморке. Справа от него помещалась бойница, чуть дальше, на той же стороне, – примитивная молельня, состоящая из крохотной скамеечки и висящего на стене распятия; слева находились соломенный тюфяк и всякого рода тигли и реторты. Прямо перед ним на стене было вырезано одно-единственное слово из трех заглавных букв: LUX.
Никакого сомнения – Анн попал в алхимическую лабораторию Юга, который, как он знал, занимался этим искусством. Новое открытие заставило сердце юноши биться еще сильнее. Рядом со странными инструментами лежал листок пергамента с надписью: Богоявление 1412 жидкое серебро.
Эти строчки были написаны рукой его прадеда! Кто бы еще мог их начертать? К тому же выцветшие от времени чернила явно указывали на то, что надпись была сделана как раз в указанную дату. Но что означают таинственные слова, относящиеся ко дню его рождения?
– Я знал, что ты найдешь. Ведь ты – упрямец, для которого все имеет смысл!..
Анн вздрогнул и обернулся. Франсуа де Вивре стоял на пороге со свечой в руке. Дрожащий свет пламени делал его еще больше похожим на древнего мудреца.
– Монсеньор, я не хотел…
Жестом прадед прервал его оправдания.
– Я провел здесь не один год. Ты первый человек, который вошел сюда после меня. Скажи-ка: что тебя больше всего здесь поражает?
– Вот этот пергамент и то, что вы на нем написали. Франсуа де Вивре указал на слово LUX, высеченное в камне перед ним.
– То, что написано здесь, гораздо больше достойно внимания. И знаешь почему?
Анн напряг весь свой ум. Он был уверен, что речь идет об испытании, в котором он должен победить, чтобы иметь право услышать продолжение, но, несмотря на все усилия, не смог дать ответа.
– Нет, монсеньор. Прошу у вас прощения.
– Неважно. Когда-нибудь поймешь. Чтобы услышать то, что я собираюсь сказать, ты дал уже достаточно доказательств сообразительности и упорства. Знай же, что я, как и наш предок Юг, был алхимиком…
Анн в восхищении поднял глаза на старца, собиравшегося поведать ему еще один из своих секретов. Неужели им нет числа?
– Что ты знаешь об алхимии?
– Ничего, монсеньор. Я слышал, что она занимается превращением свинца в золото, вот и все.
– Можно сказать и так. При условии, что ты понимаешь это лишь как образ. Потому что занятие алхимией – не материальное действо, но духовное. И по-настоящему оно творится в самом алхимике. Он должен заменить в себе все низкое на сияющую чистоту. Алхимическое золото – не обыкновенное золото, оно нематериально, это сокровище из сокровищ.
Голос Франсуа де Вивре проникал в душу, словно само сияние того таинственного золота, над чудесами которого он едва приоткрыл завесу.
– Алхимическое искусство включает в себя три деяния, три ступени: черную, красную и белую. Оно движется от беспорядка к порядку, от мрака к свету. Неважно, как оно осуществляется. Тебе следует знать, что я преодолел третью и последнюю ступень. Но совершенство, которое я ношу в себе, мне в мои лета тяжело распространить вокруг. Поэтому сделать это предстоит тебе… Анн, таков приказ, начертанный на нашем гербе!
Анн де Вивре слушал с напряжением всех душевных и умственных сил. Он сознавал, что после услышанного ничто уже не будет для него таким, как прежде.
– Анн, наш герб, раскроенный на пасти и песок, является, хотим мы того или нет, гербом алхимическим. Это – третье истолкование, после воинского и философского. Оно не заменяет два предыдущих, но присовокупляется к ним…
Прадед и правнук стояли друг напротив друга, глаза в глаза, и горящие свечи, которые они держали в руках, озаряли их. Сцена была впечатляющей, но при ней не присутствовал посторонний наблюдатель…
Франсуа продолжил:
– Наши цвета – красный и черный. Красное, как и надлежит, преобладает над черным, а белое – идеальная, незримая глазу линия, которая их разделяет. Носитель такого герба – поборник порядка и света. Его долг – вернуть мир и единство нашей раздираемой войнами стране.
Волнение в голосе Франсуа зазвучало еще сильней.
– Не случайно наш враг, выбирая себе эмблему, извратил наш герб. У него черное подавляет красное. Он – поборник хаоса и мрака. Тебе предстоит сразиться с ним. И ставкой в вашей битве будет Франция!
Глубокая тишина воцарилась в тесной каморке. Анн молчал. Он ждал продолжения. Франсуа указал на пергамент, лежавший рядом с инструментами.
– Я написал это после того, как преодолел белую ступень, в тот самый день, когда ты родился. Я вижу в этом счастливое предвестие. Ты явился на свет как раз между черным и красным, а это знак совершенного равновесия.
И Франсуа де Вивре удалился. Остаток ночи Анн провел перед распятием, в молитве и размышлениях о том, что ему открылось…
На следующий день он спросил у прадеда, можно ли ему делать уроки в алхимической лаборатории, на что Франсуа дал благосклонное согласие. Отныне Анн проводил там часть своих ночей. Всякий раз, выходя из лаборатории, он неизменно возвращал на место пустые книги. И всякий раз, входя, ему приходилось снова освобождать полки.
Анн пробовал писать. Ему хотелось внести порядок во все открытия, накопившиеся с тех пор, как он приехал к своему прадеду. Но никакого удовлетворительного результата он так и не достиг. Тысяча мыслей теснилась в его голове. Анн не был способен сосредоточиться ни на одной.
Однако после множества тщетных попыток он нашел-таки, что такого замечательного заключалось в надписи LUX. Алхимическая лаборатория была обращена бойницей на восток. Стало быть, стена с надписью смотрела на север. Свет, о котором шла речь, был светом Севера, но Анн толком не понимал, что это означает.
Все это время война между французами и англичанами шла своим чередом. И как всегда, Изидор Ланфан держал Анна в курсе событий.
Перевеса не появлялось ни у той, ни у другой стороны. Войска дофина под командованием коннетабля де Ришмона столкнулись с англичанами на севере Бретани, неподалеку от Вивре. Коннетабль добился блестящих успехов, но вскоре дала себя почувствовать острая нехватка денег. До такой степени острая, что Ришмону пришлось продать собственную посуду, чтобы заплатить солдатам, и удалиться. После чего с англичанами, которые отказались от своих планов захватить Бретань, было заключено перемирие.
Франсуа де Вивре воспользовался передышкой в военных действиях, чтобы заняться делами не столь серьезными. Все это время Анн вел жизнь довольно суровую. Речи о волках и алхимии наверняка произвели на него должное впечатление. Так не пора ли мальчику и развлечься, как подобает в его возрасте? Поэтому в честь перемирия прадед устроил в Куссоне майский праздник.
Его отмечали во всех деревнях первого числа и называли просто «маем». В этот день юноши и девушки обычно ходили в лес и приносили оттуда зеленые ветки. Простонародье украшало себя листьями и молодыми веточками, а знать облачалась в пышные наряды цвета «веселой зелени», то есть очень нежного оттенка, и даже волосы полагалось украшать чем-нибудь зеленым. Такой наряд назывался «майским убором». На бегу распевали традиционную песенку:
Это май, это май! Это милый месяц май!
Анн был удивлен, когда прадед объявил ему о своем намерении, а еще больше поразился он поутру первого мая, когда увидел прибытие в замок праздничного кортежа. Со всей округи были приглашены благородные юноши и девушки. Они как раз въезжали на подъемный мост в сопровождении музыкантов, играющих на духовых инструментах: трубах, флейтах и тромбонах.
В честь праздника Анн был весь в зеленом, равно как и Безотрадный, чья белая шкура почти скрылась под зеленой попоной. Юноше было приятно облачиться в этот цвет – цвет Куссонов; но в том, что касалось остального, он был скорее заинтригован, нежели по-настоящему рад. Затея казалась ему довольно пустой и ребяческой. Особенно девушки, чье кокетство доходило чуть не до смешного. Сидя боком на своих лошадях, они принимали какие-то нарочитые позы. И вели себя довольно дерзко. С чего это они на него так смотрят? Что все это значит?