8 августа 1413 года соглашение о мире, подписанное в Понтуазе, было оглашено на всех перекрестках. В тот же день руководители восстания покинули город: Иоанн Бесстрашный, Башка, Элион де Жаквиль, Жан де Труа, Эсташ де Павили, Пьер Кошон, Иоганнес Берзениус… Их сопровождала тысяча человек — последний оплот мятежников. Парижане срывали андреевские кресты, заменяли их белыми лентами на рукавах и снимали с фонарей тела казненных.
Адам Безотцовщина тоже решил уехать именно в этот день. Но прежде ему предстояло сделать одну важную вещь: избавиться от Рауле д'Актонвиля.
И дело заключалось совсем не в том, что у Адама имелись основания опасаться убийцы Людовика Орлеанского, этого грубого солдафона, с которым юноше пришлось жить последние пять лет. Ведь этот тип так и останется подчиненным, а он, Адам, становится важной персоной, приближенной к герцогу. Просто Адам не хотел оставлять за собой человека, с которым так долго находился в близких отношениях. Адама Безотцовщины, пажа бургундцев, больше не существовало. Необходимо было стереть всякий след этого периода.
Адам отправил два послания через своих людей из «Смеющихся сорок». Одно было адресовано самому Рауле д'Актонвилю, ему назначалась встреча в гостинице. Мальчик предлагал своему сожителю бежать вместе. Другое письмо следовало передать первому же отряду арманьяков, который встретится на пути. В самом деле, в городе повсюду сами собой формировались вооруженные банды, которые разыскивали оставшихся в Париже мясников.
Адам Безотцовщина занял место в дверном проеме прямо напротив «Смеющихся сорок». Некоторое время спустя после того, как отбыл первый посланник, к гостинице подошел Рауле. С нескрываемым отвращением Адам разглядывал его бородатую физиономию, толстые губы, руки убийцы.
Отбыл и второй посланник. В записке, которую должен был передать он, говорилось: «Рауле д'Актонвиля, руководившего убийством монсеньора герцога Орлеанского, вы найдете в гостинице „Смеющиеся сороки“».
Чуть позже туда ворвалась группа вооруженных людей с белыми повязками на рукавах. Адам услышал шум драки и вопли Рауле и вскоре увидел, как того проволокли мимо, с опухшим от побоев и перекошенным от страха лицом, осыпаемого ударами и проклятиями.
Когда толпа исчезла, Адам вернулся в гостиницу. У хозяина имелась лошадь, его самая большая ценность. Владелец «Смеющихся сорок» отдал ее своему постояльцу без единого слова возражения. Адам вскочил в седло и тотчас же пустился в дорогу. Он миновал заставу Сен-Дени и поскакал на север, по направлению к Кале, в Англию!
Свой пароль, драгоценную золотую пластинку, он прикрепил к изнанке камзола, напротив сердца. Адам смеялся от радости. Такой прекрасной казалась жизнь!
Одна мысль внезапно пронзила его: до сих пор он знал лишь мужское общество. Нельзя сказать, что это было ему неприятно, но женщины также притягивали его. А он в свои семнадцать лет еще ни одной даже не поцеловал! В конце путешествия его ожидало все: власть, блистательная жизнь — и любовь женщин!
***
Шарль Орлеанский и его люди вошли в столицу 31 августа 1413 года. Их встретило всеобщее ликование. Популярность герцога Бургундского пала под ударами мясников. Народ жаждал прекращения убийств и хаоса. Арманьяки, хотя их и не слишком любили, все же несли с собой мир и порядок.
Они избрали себе девиз, который развевался на огромном полотнище, растянутом между двумя башнями собора Парижской Богоматери, прямо над площадью, куда вернулись продавцы птиц и торговцы всякими снадобьями: «Прямой путь».
Часть третья
АЗЕНКУР
Глава 15
РЫЦАРЬ С ЕДИНОРОГОМ
Было уже почти восемь вечера. В этот день, 1 января 1414 года, в королевском дворце Сент-Поль вот-вот должен был начаться традиционный новогодний бал.
Состояние короля было удручающим: Карл был уже фактически невменяем. Просто чудо, что его удалось привести сюда. И все же, несмотря на прогрессирующую болезнь, Карла VI в его сорок шесть лет вполне можно было назвать красивым мужчиной благодаря густым белокурым волосам и правильным чертам лица. Но безумие сквозило в его взгляде, то настороженном, то слишком пристальном, оно угадывалось в каждом его суетливом жесте. Возлюбленная и сиделка Карла, Одетта де Шандивер, стоявшая, как всегда, рядом с королем, глядела боязливо и робко.
Сзади на почтительном расстоянии расположилась королевская гвардия, готовая вмешаться в любую минуту. Форма солдат осталась прежней: латы с крылатым оленем и словом «Никогда». В этот солнечный день щиты с гербами были надеты на грудь.
Самому молодому из стражников шел двадцать первый год, и звали его Рено де Моллен. Он приходился внуком тому, кто четырнадцатью годами раньше служил начальником гвардии, — Франсуа де Вивре. Рено открыто носил свой весьма примечательный герб — серебряный вздыбленный единорог на лазоревых волнах. Лазоревая гербовая связка над головой животного указывала, что сам Рено не является носителем титула и что его отец еще жив.
Мало сказать, что Рено де Моллен был красив. Все его существо лучилось чистотой. Это было нечто нематериальное и бестелесное, но в то же время вполне различимое — сразу и безошибочно. Взгляд его синих глаз был решительным и в то же время искренним; в том, как держался молодой человек, чувствовались и мягкость, и уверенность. Такое трудно было объяснить словами, но сразу ощущалось: в мыслях юноши нет места лжи, в сердце его не может поселиться зло, а рука готова подняться лишь для того, чтобы защитить слабого или поддержать правое дело. Никакая клевета не могла запятнать его: ее очевидная лживость ни у кого не вызвала бы сомнений.
В настоящую минуту младший из королевских гвардейцев делал то же, что и другие: ждал. Начало бала запаздывало, потому что в зале еще не появилась особа, без которой ничто не могло начаться, — отсутствовала королева Франции. Изабо Баварская должна была прийти в сопровождении своей официальной протеже, для которой это было первое появление на публике.
Именно ее персона и была объектом всеобщего внимания, именно к этой девушке сводились все разговоры. Было известно, что это дочь сира де Нантуйе, единственного человека, выжившего после зловещего Бала Пылающих Головешек (который к этому времени уже скончался). Знали также, что сия молодая особа прибыла ко двору в конце прошлого октября. Но никто ее еще ни разу не видел. До сих пор она тайно жила в апартаментах королевы.
В ожидании начала танцев тихо наигрывала музыка. Карл VI, тихий и вялый, с удручающей ритмичностью покачивал головой. И поскольку ожидание затягивалось, Рено де Моллен погрузился в воспоминания, воскрешая в памяти годы своего детства.
***
Затерянный где-то в устье Сены неподалеку от Танкарвиля, посреди ровного и однообразно белесого пространства, Моллен, замок на краю света, походил на гигантский, выброшенный на берег корабль. Именно так и воспринимали свое жилище те, кто там обитал. Назойливые крики морских птиц и далекий гул прибоя лишь усиливали острое ощущение одиночества и тоски.
Внутри замок выглядел еще более зловещим, чем снаружи. Там никогда не бывало гостей. Люди казались погруженными в непреходящую меланхолию. За исключением двух-трех кастелянш все слуги были мужчинами. Создавалось впечатление, что находишься в расположении войск или в монастыре.
В этих местах царила нездоровая печаль. Самые простые радости существования здешним обитателям были недоступны. Стол был скудным, а убранство суровым. Ни одного яркого пятна: ни куска шелковой ткани, ни подушки, вообще ничего такого, на что было приятно посмотреть или что хотелось потрогать. Ни одного цветка, чтобы полюбоваться на него или вдохнуть аромат. Ни одной музыкальной ноты. Здесь никогда не смеялись. Здесь даже не держали домашних животных.
Моллен был мрачным и унылым, как тюрьма. Хуже того: он служил напоминанием об аде. Именно так и должно выглядеть обиталище отринутых от Славы Божией.