Какое-то время он молчал, словно продлевая удовольствие от жестокой игры. Наконец, когда вновь раздались ангельские голоса певчих, он заговорил:
— Где же твой племянник? Что-то я не вижу твоего племянника.
— Моего племянника?
— Сына твоей сестры.
— Но Бланш находится у сарацин.
— Я говорю не о Бланш. Я говорю об Изабелле, матери Рено. Она была твоей сестрой… Ну, почти сестрой…
Мелани по-прежнему ничего не понимала. Внезапно она сделалась совсем бледной. Она догадывалась, что Адам сейчас все объяснит, и что ее ждет страшное открытие. И он действительно объяснил, медленно, растягивая наслаждение.
— Тебе сказали, что ты дочь сира де Нантуйе. Какая гнусная ложь! К тому же в устах монахинь. К счастью, я здесь и могу открыть тебе правду: ты, как и я, дочь Франсуа де Вивре.
«Gloria», «Alleluia», «Чадо предвечное Иисус»… В соборе раздавались молитвы праздничной мессы. Мелани их не слышала. Она слышала совсем другие слова, которые увлекали ее на дно глубокой ледяной пропасти: «Изабелла де Вивре, дочь Франсуа де Вивре… Супруга Рауля де Моллена… Мать Рено де Моллена… Франсуа де Вивре любовник Маго д'Аркей…»
Голос Адама внезапно сделался резким, почти визгливым:
— Тетка и племянник! Вот вы кто — Рено и ты! Знаешь, как это называется, сестричка?
Мелани не могла больше слушать. Ей хотелось закричать, заткнуть уши. Но сейчас она не способна была даже пошевелиться.
— Инцест! Кровосмешение! Ты не совершила инцеста со мной, ты совершила его с Рено де Молленом!
Адам с нескрываемым восторгом чеканил чудовищные слова:
— Ты — кровосмесительница, дорогая моя сестричка, кровосмесительница!
Наконец Мелани словно очнулась. Она в отчаянии покачала головой. Адам весело рассмеялся:
— Может, ты думаешь, что я все сочинил? Но есть кое-кто еще, кто знает правду. Это королева. Спроси у Изабо! Спроси ее!
В это время вновь зазвучал хор. Адам Безотцовщина опять взглянул на живот сестры, молитвенно сложил руки и, язычник, запел вместе со всеми христианский гимн:
— Puer natus est nobis. Gloria Parti! Puer natus est [36].
Затем дьявол рассмеялся — и исчез.
Всю Рождественскую ночь Мелани провела словно в забытьи. Она заперлась у себя, велев сказать, что плохо себя чувствует. Учитывая ее состояние, это никого не удивило.
Из-за праздников королева ложилась спать довольно поздно, и Мелани проникла в ее спальню около полуночи. Изабо только что вышла из купальни. Она довольно часто принимала паровые ванны, пытаясь бороться с излишней полнотой. Одетая в розовый пеньюар с широкими рукавами, источающая сильный аромат восточных благовоний, королева взяла конфетку из серебряной бонбоньерки.
— Вам лучше, моя дорогая?
— Мое состояние зависит от вас, ваше величество!
— От меня?
— От того, какой ответ вы дадите на мой вопрос. Чья я дочь — сира де Нантуйе или сира де Вивре?
— Какое это имеет значение?
— Для меня — огромное.
Изабо казалась одновременно смущенной и встревоженной.
— Кто вам об этом поведал?
— Не могу открыть. Ответьте, умоляю вас!
— Ну что ж, будь что будет… У вашей матери, Маго, был любовником Франсуа де Вивре. Вы — его дочь. Поскольку вы полагали, что являетесь мадемуазель де Нантуйе, я не мешала вам так думать. Но что это меняет?
Мелани разрыдалась.
— Все, ваше величество! Все! Если бы я знала это, то не совершила бы страшный грех!
— Но о чем вы говорите?
Сквозь рыдания Мелани поведала то, что открыл ей Адам. Ее родство с Рено, инцест… Когда она завершила бессвязный рассказ, Изабо Баварская, которая с трудом сдерживалась, дала волю своему гневу.
— Что вы тут такое говорите? Вы ему тетка всего лишь наполовину!
— Безразлично.
— Нет! Будь даже вы его родной теткой, все равно это не было бы грехом. Вы того же возраста, что и Рено. Любой епископ даст вам разрешение на брак.
— Никакого брака не будет. Все кончено.
— Вы с ума сошли?
Мелани не сошла с ума, но после нападения Адама все, что имело хоть какой-то намек на инцест, внушало ей непередаваемый ужас. Рено, который был связан с нею родством, пусть даже и весьма отдаленным, заставлял ее вспомнить брата. Внезапно юный сир де Моллен стал внушать ей ужас, отвращение. Возможно, это было и несправедливо, но Мелани ничего не могла с собой поделать.
Не имея возможности объяснить это королеве Изабо, поскольку поклялась хранить тайну, Мелани просто ответила:
— Я не сошла с ума, но должна его покинуть.
— Ради кого?
— Ради Господа. Я сделаю то, что должна была сделать уже давно: уйду в монастырь. Я отправлюсь в обитель Дочерей Господних, куда приходят раскаявшиеся проститутки. Это единственный монастырь, который мне подойдет.
— Вы этого не сделаете!
— Я уже покинула свою комнату. Я не возьму с собой ничего. Прошу вас, скажите всем, что я просто исчезла. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моем позоре.
— Да плевать мне на всех! Я думаю только о том молодом рыцаре, за которого вы должны выйти замуж.
— Только одному ему я прошу вас открыть правду. Вымолите для меня его прощение.
— Вы не заслуживаете прощения. Вы никогда его не любили. Вот в чем дело!
— Вы правы, ваше величество. Я любила его, как могла, то есть недостаточно.
— А ребенок? Вы подумали о ребенке?
— Я произведу его на свет в монастыре. Умоляю вас помочь мне сделать это тайно.
— А когда он родится, что мы с ним сделаем? Подбросим на паперть какой-нибудь церкви?
— Он сможет быть прислугой во дворце Сент-Поль. Как я в детстве.
— Мелани!
Мелани ничего не ответила. Она сняла со лба свою черную ленту с гранатом, положила ее на стол рядом с серебряной бонбоньеркой и вышла из комнаты.
Молодая женщина ожидала, что вот-вот по приказу королевы ее схватят вооруженные люди и запрут в комнате, как в тюрьме, но Изабо не стала отдавать такого приказа, и вскоре Мелани оказалась на улицах Парижа.
Ее путь лежал мимо Двора Чудес. В этот Рождественский день город имел праздничный вид: повсюду давали представления бродячие акробаты и фокусники, из окон доносились ароматы жареного мяса. Мелани не чувствовала грусти; она вообще ничего не чувствовала, она просто-напросто послушно двигалась навстречу своей судьбе.
Когда она добралась до улицы Сен-Дени, ее внезапно пронзила одна мысль, и она остановилась прямо посреди улицы.
Она только что поняла конец предсказания Ингрид: «Они пойдут разными путями, и судьбы их будут сходны — и все же различны…» Как и Бланш, она завершит свои дни взаперти с другими женщинами. Только Бланш будет жить в гареме, то есть в радости, а она в монастыре, в отчаянии и тоске.
***
Рауль де Моллен скончался под Рождество. Рено пустился в путь сразу после похорон, и, несмотря на печальные события, которые ему только что довелось пережить, по мере приближения к Парижу он чувствовал, как его охватывает радость и надежда. Прошлое он оставил позади и теперь изо всех сил стремился в будущее. Он получил титул, отныне он — сир де Моллен! Рено не мог отвести глаз от своего герба. Он стал настоящим рыцарем с единорогом!
Похоже, он успеет добраться до Парижа к вечеру 1 января. Он будет на традиционном балу во дворце Сент-Поль, ровно через год, день в день, минута в минуту после своей первой встречи с Мелани. Это не может быть случайностью, это знак Божий. Жизнь принадлежит им!..
Рено и в самом деле успел в Париж 1 января до полуночи. Он поспешил в покои Мелани и остановился в недоумении: комната была пуста. Все вещи оставались на месте, значит, сама Мелани могла находиться только на балу. Рено удивился. Неужели, несмотря на беременность и любовь к уединению, она нашла в себе силы отправиться на бал? Очевидно, таков был приказ Изабо. Поэтому Рено поспешил в зал, чтобы, наконец, увидеть свою возлюбленную.
Когда Рено появился на балу, то сразу же понял: что-то произошло. При его приближении все разговоры смолкли, все взоры обратились на него, пары перестали танцевать. Напрасно он шарил глазами по залу в поисках Мелани. Ее нигде не было.