Оставшись в этом нормандском городе, дю Геклен призвал к себе дворянство, и оно не замедлило откликнуться на зов. У него под рукой была уже настоящая армия, когда 1 декабря он узнал одну важную новость: Ноулз, во время своего набега опустошивший окрестности Парижа, двигался теперь к центру Франции, но его арьергард, возглавляемый Томасом Гренсоном, маршалом Англии, сильно поотстал и находился сейчас в Понвиллене, к югу от Мана. Дю Геклен решил напасть на него немедля.
Форсированным маршем он двинулся на юг и 3 декабря был уже недалеко от цели. Погода стояла ужасная. Лил как из ведра ледяной дождь. Когда настала ночь, каждый думал, что вот-вот дадут сигнал остановиться. Но ничего подобного не произошло. До врага было уже рукой подать, и надлежало двигаться дальше. Поднялись крики протеста, командующего пытались переубедить. Но дю Геклен отрезал:
— Пусть со мной идут только те, кто хочет, но те, кто не пойдут, будут считаться предателями!
И пришпорил коня. В этот момент Франсуа находился прямо за коннетаблем и решил не упустить свой шанс — биться с ним рядом. Он приблизился к Геклену почти вплотную и пустил коня в галоп.
Настала беспросветная ночь. Ни зги не было видно. Дождь припустил еще сильнее. Лошади выбирали дорогу сами, повинуясь инстинкту. Многие заблудились, некоторые упали, поскользнувшись в грязи, запутавшись в зарослях или меж оград… Вскоре французская армия растянулась, истончилась, и впереди рядом с коннетаблем осталась лишь маленькая горстка рыцарей.
Франсуа был среди них. Ему стоило великих трудов не отстать от дю Геклена. В том, как умел скакать этот человек, чудилось что-то сверхъестественное! Вдалеке он заметил какие-то огоньки — дрожащие, слабые, неизвестно как не погасшие под дождем: английский лагерь… Дю Геклен повернул голову в сторону своего спутника:
— Кто здесь?
— Франсуа де Вивре, господин коннетабль.
— Они — наши! В копья, Вивре! В копья!
Перед ними расстилалось просторное, мокрое поле. Дю Геклен рванулся вперед, и одновременно с ним Франсуа тоже пришпорил коня. Он решил во всем подражать коннетаблю, двигаться за ним следом и повторять все, что будет делать он. Рядом раздался клич:
— Божья Матерь, Геклен!
Франсуа ответил эхом:
— Мой лев!
Никогда еще он не знавал подобной славы!
Франсуа не слишком любил сражаться с копьем. В битвах он обычно отказывался от этого громоздкого оружия в пользу боевого цепа, более подвижного и, как он считал, более эффективного. Но на этот раз Франсуа сделал так же, как и его командир: опустил копье наперевес и погнал коня тройным галопом. Они вместе налетели на первую палатку и обрушили ее на обитателей. Дю Геклен остановился, развернулся и снова бросился в атаку. Франсуа — за ним следом.
Английский лагерь огласился криками страха и ярости. Едва проснувшиеся солдаты метались во все стороны, словно муравьи в разворошенном муравейнике. Не было видно почти ничего, но достаточно было бить понизу: англичане не успели сесть на коней, поэтому все, что внизу, было врагом. Франсуа по-прежнему следовал за дю Гекленом, словно тень. Избиение продолжалось еще некоторое время, но потом ситуация стала опасной уже для нападающих, поскольку соотношение сил было один к десяти. Тех, кто сумел не отстать от дю Геклена, насчитывалось, возможно, сотни две, тогда как у Гренсона в его арьергарде — две тысячи. Как только миновал первый испуг от неожиданности, все переменилось. Несколько английских рыцарей сумели вскочить в седло. Один из них атаковал Франсуа и дю Геклена. Коннетабль первым попал в него и сбил с лошади.
И тут послышались крики. Подоспели несколькими группами остальные французские рыцари. В неверном свете костров Франсуа узнал знамена д'Одрема, де Сансера, де Бурбона, де Танкарвиля… Теперь настала пора англичан испытать на себе численное превосходство противника. Рыцари один за другим сдавались в плен, пехотинцев настигали и приканчивали. Томас Гренсон тоже был взят. Дело сделано. Франсуа взволнованно подумал о своем отце, убитом при Креси… Понвиллен стал первой французской победой над англичанами. При Кошреле побеждены были король Наварры и капталь де Бюш, здесь — маршал Англии со своими людьми. Двадцать четыре года спустя Гильом де Вивре и его товарищи были отомщены!
То тут, то там еще продолжались редкие стычки, но коннетабля уже окружили ликующие победители. Он снял шлем и разразился торжествующим смехом. Бертран был мокрый, взъерошенный, но ничуть не казался усталым. Франсуа заметил его многочисленные морщины и седые волосы: Геклену было пятьдесят лет…
После победы при Понвиллене французская армия была распущена. Отвратительная погода не позволяла продолжать боевые действия, и король Карл решил сделать перерыв. Прежде чем предпринять новый поход, следовало упрочить свои завоевания. Поэтому все разъехались по домам, в том числе и Франсуа, который в сопровождении Бидо ле Бурка, будущего капитана замковой стражи, прибыл в Вивре 16 декабря 1370 года, в день святой Аделаиды. А уехал он в Испанию 22 августа 1365 года, то есть почти пять с половиной лет назад!
Стоило ему войти в свои владения, как он был встречен крестьянами с трогательной сердечностью. Весть о его возвращении немедленно распространилась по всей сеньории и скоро достигла слуха Ариетты. Прежде чем показались башни замка, Франсуа заметил облако пыли, летящее ему навстречу: это была она!
Она неслась во весь опор. Ее зеленое платье сверкало на солнце, рыжие волосы развевались по ветру, словно шелковые ленты на навершии шлема, и он тотчас же понял: она его атакует! И он сам помчался ей навстречу, испуская крики радости. Ариетта была все та же: вернулось время его благословенных поражений в любви! Только что он одержал вместе с дю Гекленом победу, а теперь ему предстоит повергнуться в прах перед собственной женой…
Тому, что за этим последовало, сделался свидетелем ошеломленный Бидо ле Бурк. Он увидел, как два всадника встретились и как в этот миг Франсуа поднял на дыбы своего коня, заставляя его приплясывать на месте. Тогда Ариетта развернулась и, не слезая с лошади, сделала ему знак следовать за собой. Франсуа повиновался. Они направились к какому-то разрушенному дому, стоящему неподалеку, и скрылись из виду.
Сообразив, наконец, что происходит, хоть и несколько сбитый с толку предшествующей сценой, Бидо встал на страже, чтобы удалить отсюда любого нескромного зеваку, и принялся ждать.
Ждать ему пришлось гораздо дольше, чем он предполагал. Измерить время он никак не мог, поскольку ни один колокол не был слышен, но Бидо счел его бесконечным. Порой он восклицал:
— Ну прямо как звери!
И это была сущая правда! Никогда еще Франсуа не был так пылок, и никогда еще Ариетта не была так ненасытна: с момента их расставания прошло пять лет, и она хотела, чтобы они занялись любовью пять раз подряд…
Наконец они появились, оба верхом. Они в первый раз взглянули друг на друга. До этого им как-то не удалось друг друга рассмотреть в своем ослеплении. Только теперь они начали присматриваться. Ариетта воскликнула:
— Как вы стали красивы!
Франсуа, смеясь, попросил ее объясниться. Она ответила, что загар на лице в сочетании с золотистыми волосами придал ему новое очарование. Он заметил в ответ:
— А вы ничуть не изменились!
Это не было лестью, она по-прежнему оставалась похожей на ту, которую он увидел в первый раз наутро после Рождественской ночи 1357 года. Тогда ей было семнадцать лет, теперь — тридцать, но ему казалось, что время не властно над ней. Что давало ей эту таинственную власть?
Они проехали мимо Бидо ле Бурка, даже не заметив его. Чтобы привлечь к себе их внимание, тому пришлось шумно прочистить горло. Франсуа, наконец, вернулся с небес на землю и представил своей жене нового капитана. Ариетта была удивлена его наружностью, но обошлась без замечаний на сей счет. Она пустилась галопом в сторону замка.
— Посмотрим на детей!
Изабелла и Луи ждали отца на подъемном мосту. Но Франсуа видел только Изабеллу. Как только он спешился, она бросилась к нему, чтобы поцеловать, однако он резко остановил ее порыв.