Наконец она добралась до палатки, отведенной для всадников, представлявших Одо Лароша. На ней было ее любимое платье – изумрудно-зеленое, под цвет ее глаз, с вышитыми переливчатыми виноградными лозами по подолу, стреловидным глубоким декольте, открывающим ключицы, – однако жаркое полуденное солнце вызвало у нее непреодолимое желание поскорее сорвать его с себя. Оставив лошадь на попечение стражников, стоявших у дверей, она проскользнула внутрь, чтобы переодеться.
И замерла.
Одрик был уже там, облаченный лишь в штаны для верховой езды и сапоги. Его тонкая изумрудная туника и вышитая куртка аккуратно свисали со спинки стула. В руках он держал простую льняную рубашку для верховой езды.
При виде ее он расплылся в улыбке.
– Ты что-то задержалась, – сказал он и бросил ей рубашку.
Она схватила ее, едва не выронив.
– Народу везде оказалось больше, чем я ожидала, – сказала она, сама удивившись, что смогла вымолвить хоть слово, так сильно у нее пересохло во рту от внезапно охватившего ее волнения.
Слишком много прошло времени с тех пор, как она видела наследного принца своего королевства полуобнаженным.
Когда-то это никого из них не смущало, ведь они росли вместе. Они часами играли в саду за замком – она, Одрик и Людивин, вместе плавали в озере на краю города, вместе участвовали в обрядах омовения в Купели – Храме Воды.
Но то было раньше.
Еще до обручения Одрика и Людивин, до соглашения, еще более тесно связавшего дома Курвери и Совилье. До того, как ее застенчивый, неуклюжий друг детства превратился в великолепного принца Одрика Светоносного, самого могущественного солнечного мага за многие столетия.
До того, как Риэль поняла, что влюблена в Одрика. И что он никогда не будет принадлежать ей.
Она с восторгом упивалась его видом – стройной мускулистой фигурой, сильными руками, широкой грудью, узкой талией. Он был не таким смуглым, как его отец, и не таким белокожим, как мать-королева. Темно-каштановые кудри, влажные от пота, небрежно обрамляли его лицо. Пятна солнечного света, проникавшего сквозь сетку палатки, омывали его кожу сиянием золота.
Когда он поднял на нее глаза, она вспыхнула, смущенная теплом его взгляда.
– С Лю все в порядке? – спросил он.
– Разумеется. И она наслаждается всеобщим вниманием, я уверена. А как твоя мать?
– Я сказал ей, что позабочусь о Лю и что она должна успокоиться и получать удовольствие от скачек. – Он сокрушенно покачал головой. – А ведь она считает меня послушным сыном…
– А ты, вместо этого, украдкой пробираешься на скачки, чтобы рисковать жизнью и конечностями. – Риэль одарила его лукавой улыбкой. – Но это ложь во спасение. Она бы с ума сошла от беспокойства, если бы знала, где ты сейчас на самом деле находишься.
Одрик рассмеялся.
– Маме не помешало бы время от времени испытывать волнение. В противном случае ей становится скучно, а когда ей становится скучно, она начинает совать нос в мою жизнь и в результате донимает меня и Лю.
Вопросом, когда же мы, наконец, поженимся. Этих слов он не произнес, но они напрашивались настолько очевидно, что Риэль больше не смогла смотреть на него.
Она шагнула за ширму, предоставленную Одо, расстегнула платье и выскользнула из него. Одетая лишь в короткую сорочку, она потянулась за брюками, которые Одрик перебросил ей через край ширмы.
– Если бы я так хорошо тебя не знала, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно, – я бы сказала, что это речи бунтаря. Я-то всегда думала, ты не из тех, кто нарушает правила.
Он снова засмеялся.
– Это ты пробуждаешь во мне бунтарский дух.
Только сейчас она начала понимать, насколько негодной была идея разделить с ним палатку. Ей следовало попросить Одо предоставить ей отдельное помещение для переодевания. Раздеваться в пяти шагах от Одрика – это оказалось настолько сладким, восхитительным безумием, и она никак не была к этому готова.
Боже, помоги ей! Она отчетливо слышала, как шелковая ткань туники скользила по его коже. Она почти ощущала это, словно он был рядом и сам стягивал ей платье через голову, освобождая от последнего барьера между ними.
Пытаясь натянуть на себя черную тунику и проклиная себя и свое чрезмерно живое воображение, она запуталась пальцами в завязках объемного вышитого воротника.
– Риэль? – раздался над ухом голос Одрика. – Поторопись, они начали объявлять участников скачек.
Риэль вся извертелась и издергалась, пытаясь справиться со своей одеждой.