И уже почти совсем засыпая, я подумала: а скоро ли?
Часть вторая
ЖИЗНЬ ИДЕТ
На полное восстановление физических сил мне потребовались долгие месяцы. После того как доктор Лестер выписал меня, я еще не могла в полной мере отдаваться работе. Усталость часто заставляла меня в середине рабочего дня отправляться к себе и отдыхать, постепенно силы возвращались ко мне. Но я уже почти отказалась что-либо делать и часто лежала, думая о нашем неродившемся ребенке.
Джимми беспокоился обо мне и предлагал совершить какое-либо зимнее турне, но я пока отказывалась.
– Нельзя так себя мучить, – говорил он.
Но серые непогожие дни нагоняли на меня все большую сонливость.
Меня ничуть не захватывали планы Джимми о строительстве нашего дома, но он продолжал показывать мне проекты и заставлял выслушивать свои пояснения. Я знала, что ему самому тяжело после того как я потеряла ребенка, но ничего не могла поделать. Джимми же крепился.
В итоге, когда одним осенним днем Джимми вошел в нашу спальню и увидел, что я лежу, он не выдержал. В таком состоянии я видела его лишь однажды, когда папа Лонгчэмп во время болезни мамы всю ночь провел с друзьями.
Он поднял руки вверх и зло посмотрел на меня.
– Так больше продолжаться не может, Дон! – Он тяжело ступая, подошел ближе. – Ты все это делаешь лучше меня, но лежишь в прострации и не хочешь никого слушать. Ты забыла о Кристи.
– Извини, Джимми. – Мои щеки запылали.
– С тобой невозможно разговаривать, ты день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем проводишь в постели и копаешься в себе! Тебе тяжело, я знаю. Я понимаю, что произошло, но не понимаю твоего поведения сейчас. Мы должны жить, – отчитывал он меня. – Я разговаривал с врачом, он сказал, что физически ты абсолютно здорова. Ты сама вручаешь Клэр победу над собой! Вместо того чтобы доказать, что она тебя не сломила! – воскликнул Джимми и тяжело опустился в кресло.
Я не знала, какими словами оправдать себя, и молча подошла к нему и положила голову на колени. Он погладил меня по волосам. Но что же мне делать? Ведь мне так тяжело!
– Джимми, прости, я не вижу впереди никакого просвета. Сплошной мрак. И чем я больше думаю, тем хуже и хуже мне становится.
– Дон, ты становишься все больше и больше похожа на свою мать. Ты не хочешь нормально жить? Или ты хочешь, чтобы тебя уложили в инвалидную коляску и кормили с ложечки?
– Но мне так тяжело, я боюсь того, что нас ждет.
– Тебя не интересует Кристи? Она постоянно спрашивает, где ее новенький братик или сестричка, интересуется, как мы все.
Губы мои задрожали, я не могла не заплакать.
– Ты прав, Джимми, я стала такой же эгоисткой, как и мать. Я только лишний груз для тебя.
– Не только для меня, прежде всего для себя самой. Ты замкнулась в себе, выйди из своей раковины.
– Раковины?
– Я закладываю фундамент нового дома и хочу устроить праздник.
– Закладываешь фундамент? – похоже, пока я сидела дома, произошло столько событий, о которых я и слыхом не слыхивала.
– Точнее, просто срезаю землю, закладывать я начну, как только немного потеплеет. Я хочу, чтобы уже это лето мы провели в собственном доме. Мне кажется, что тебя гнетет жизнь в отеле. Мне все хочется продолжить один наш разговор. Поверь, бабушка Катлер нас оставила навсегда, мы не зависим от нее и не должны приписывать ей ответственность за все наши несчастья. Мы должны сами играть свои роли. Живя вне отеля, мы почувствуем полную свободу от нее. У нас будет свой мир, свои интересы. С другой стороны, в конце своего последнего семестра Филип женится, и он собирается поселиться здесь.
Джимми открыл мне глаза на себя. Я не забуду, как стала выглядеть мать после того, как вышла замуж и уехала жить к Бронсону, как она расправила плечи и словно освободилась от гнета бабушки Катлер. Почему мне это не открылось раньше?
– Ты прав, Джимми. Позволь мне только помыться и переодеться. Я хочу быть рядом с тобой.
– Я, собственно, за этим и пришел, но когда увидел, что ты опять валяешься, то вскипел и немного погорячился. Извини.
– Нет, Джимми, ты был совершенно прав. Спасибо.
Я бросилась к нему на шею и поцеловала его, потом умылась, надела светло-голубое платье, и мы вышли из отеля.
Джимми выбрал место для дома в полумиле от гостиницы, откуда открывался прекрасный вид на океан.
– Я думаю сделать поля для гольфа – один возле нас и четыре у отеля. – Джимми протянул руку вперед. – По-моему, не очень далеко.
– Конечно, это будут приятные прогулки.
Мне все очень нравилось. Я думала, что еще мгновение и все будет прекрасно, мы заживем в своем доме со своим маленьким счастьем.
Когда мы подошли, водитель бульдозера уже ожидал приказаний от мистера Мориса. Он махнул рукой, и тяжелый ковш бульдозера срезал пласт земли. Мы с Джимми радовались как дети, и, казалось, все прошедшие горести упали с наших плеч.
Джимми открыл шампанское, наполнил бокалы и провозгласил тост.
– За наш дом, пусть он станет обителью любви и счастья.
– За наш дом, – подхватила я.
– Слышу, слышу, – сказал Морис и тоже выпил.
– Великолепно, повторим!
Морис пожал руку бульдозеристу, Джимми, мне.
– Богатства и удачи, миссис Лонгчэмп, – поддакнул Джимми и поцеловал меня.
Я закрыла глаза и представила дом, в котором буду жить с дорогими моему сердцу Джимми и Кристи. Меня никто и никогда не смог бы убедить, что архитектурный замысел Джимми не само совершенство! В доме должны были быть пять спален, кабинеты, большая столовая и кухня. Поскольку Джимми очень нравились мраморные полы, он решил, что в холле и коридоре нашего дома должны быть именно такие. Когда общий план здания был готов, я занялась интерьером комнат и других помещений. Бронсон и мать часто к нам захаживали с какими-то новыми идеями относительно обустройства дома; большинство этих новшеств мне нравилось. Я была очень увлечена всей этой кутерьмой вокруг постройки нашего нового жилища.
Увидев проект дома, Кристи стала выяснять, где будет находиться ее комната. Джимми показал, но на этом она не успокоилась: выскочив на улицу, стала искать место расположения своей комнаты на только что уложенном фундаменте и впоследствии принимала в постройке дома самое живое участие.
Как только начали прорисовываться очертания дома, на место строительства стали толпами ходить постояльцы, что нас с Джимми очень огорчало. Тогда мы решили, что как только дом будет построен, вокруг него будет возведена красивая ограда, чтобы всем стало ясно, что это строение не принадлежит отелю.
Однажды Джимми сказал Кристи: – Эта комната будет принадлежать твоему брату или сестре.
– Где она, папа?
Она довольно быстро развивалась, легко заучивала очень сложные музыкальные фразы; Сисси жаловалась, что не может рассказывать ей сказки, потому что Кристи знает их наизусть, а те, которые не знает, сама додумывает; игрушки и книги, предназначенные для детей ее возраста, были уже пройденным этапом.
– Не знаю, Кристи, она или он прячется где-то в твоей маме, – ответил Джимми.
Я понимала, какими мыслями вызваны эти слова. Джимми хотел иметь ребенка, но по каким-то причинам я не беременела. Доктор Лестер уверял, что не нашел видимых причин, препятствующих беременности. Джимми предполагал, что я мысленно против рождения еще одного ребенка, что именно это препятствует беременности; он честно спрашивал меня об этом. Ему казалось, что я просто боюсь, и был прав. Конечно, я отрицала, что мне страшно, но в глубине души было мрачно и тяжело. Чтобы избавиться от этого чувства, я занялась работой в отеле, постройкой нового дома. Но страх не покидал меня, я не могла его отбросить, боялась внести еще одного ребенка в этот мир.