Выбрать главу

Егор ничего не понял, но переспросить побоялся. Наверное, только он один во всей деревне ничего не знал о неждановых маленьких помощниках. Видел их мало кто – кузнец не был гостеприимным хозяином, а за пределы дома они выходили редко и только по ночам, - но слухи ходили самые разные: кто говорил, что эта банда досталась Неждану по наследству от его предшественника – старого колдуна Антипа, умершего несколько лет назад, и что он столько же им хозяин, сколько и слуга, кто божился, что это настоящие черти, пришедшие по души грешников и со дня на день надо ждать конца света, а некоторые собственными глазами видели, как работнички мучили колдуна, требуя дать им работу. Что здесь было правдой, а что вымыслом – неизвестно, но, как и любым слухам, всему этому свято верили, передавая из уст в уста и не забывая добавлять что-то от себя.

Неждан сосредоточенно жевал, будто забыв про гостя. Егор тоже молчал, пытаясь сообразить, зачем кузнец затащил его к себе, но вариантов не было, только вспомнился почему-то несчастный нижнетопский колдун, попытавшийся спорить с Нежданом, и от этого воспоминания по спине Егора табунами побежали мурашки. Но сейчас колдун выглядел совсем не страшным, скорее он напоминал огромное жвачное животное, домашнее и безобидное. А так как начинать разговор он, видимо, не собирался, Егор решился сам завязать беседу.

-Я на свадьбе видел, как ты… того, - проблеял он, не спуская глаз с кузнеца.

Неждан поднял на него свои холодные глаза и снова опустил их в тарелку. Егор запнулся, последнее слово застряло у него в горле, и он смог только выдавить:

-Ты здорово его, - и опять прибавил, - того…

На этом запас его красноречия иссяк, и никакая сила в мире не смогла бы заставить его произнести хоть слово. Но выручил его из этого положения сам Неждан. Он оторвался, наконец, от тарелки и с громким стуком вдруг выложил перед Егором горсть золотых монет:

-Держи.

Егор захлопал глазами, окончательно уверившись в том, что происходящее выходит за грани реальности:

-Мне?

Неждан только сопел, вперив в Егора неподвижный взгляд. Он никогда не отличался словоохотливостью, и в этот раз, вероятно, собирался предоставить Егору самому догадываться, что ему было нужно.

Егор тихонько потрогал пальчиком монетку, словно боялся, что она его укусит, и произнес:

-А-а…

После столь глубокомысленного замечания он выдержал паузу, а потом тихим срывающимся голосом спросил:

-Ты хочешь, чтобы я на тебя работал?

Лицо кузнеца смягчилось, видно, он почувствовал облегчение от того, что у егоровой тупости все же есть предел. А Егор меж тем дальше играл в угадайку:

-Тебе нужен помощник? Или ученик? Ты меня можешь научить колдовству?

Неждан красноречиво молчал.

Егор задумался. Его мечта была рядом. То, что Неждан – один из сильнейших колдунов в округе, знали все. Вообще-то, в те времена во всех деревнях этих колдунов было как собак нерезаных. В иной деревне штуки по две, по три сразу встречалось. А нет колдуна – так обязательно ведьма. Их все знали, все боялись, даже убивали иногда под горячую руку. Но в то же время и уважали, шли за советом или за помощью, не забывали пригласить на свадьбу, чтоб свой колдун уберег молодых от козней других колдунов.

Егор понимал, что профессия колдуна открывает перед ним новые горизонты, которых он никогда не достигнет, оставаясь простым смертным. Любое его желание будет исполняться, все богатства мира сами поплывут к нему в руки. Но была у этой медали и другая сторона. Егор слышал, что за все это колдуны и ведьмы расплачиваются как-то очень страшно. Как, Егор не помнил, но когда-то в детстве младший брат, знавший о колдунах и прочей нечисти столько, сколько и сама нечисть, пожалуй, о себе не знала (откуда, Бог весть, Егор боялся спрашивать), так вот, брат посвящал Егора в эту тайну – и теперь, забыв суть ее, он хорошо помнил тот ужас, который внушал ему этот рассказ. Но, может быть, это был всего лишь детский страх? Брат любил рассказывать по ночам всякие жуткие истории, доводя впечатлительного Егора чуть не до обморока. Большая часть из них была откровенной ложью, и Егор это знал, но все равно снова и снова попадал в сети бессовестного обманщика, от чего тот получал неописуемое удовольствие.

Неждан его не торопил. Он продолжал ужинать, даже не глядя в Егорову сторону. И тот решился! Он протянул руку, намереваясь сгрести деньги в карман и этим жестом расставить все точки над i, да так и застыл, увидев то, что меньше всего ожидал увидеть. На столе прямо перед ним стоял маленький работничек, устремив ему в лицо острые буравчики своих красных глазок. От неожиданности Егор стал пятиться, насколько это возможно было, сидя на лавке, а рука его так и замерла над горкой монет.

И опять на помощь пришел Неждан. Правильно поняв егоров жест, он встал, сгреб своей лопатообразной ручищей деньги и высыпал их Егору в карман. Потом похлопал по нему, видимо стараясь показать свое дружеское расположение, и сказал:

-Вот и все.

Именно в этот момент все и перевернулось с ног на голову. Со стола раздался скрипучий голосок:

-Не все!

Маленький работничек, словно Ленин на постаменте, указывал на Егора рукой:

-У него на шее крест. Пусть снимет!

Неждан медленно повернулся к Егору и посмотрел на него таким тяжелым взглядом, что тому стало трудно дышать. Все работнички разом остановились и тоже вперили свои глаза в бедную жертву. В повисшей тишине было слышно только прерывистое дыхание Егора. Сердце его сжалось, словно стиснутое клещами. Собрав последние крупицы ускользающего сознания, он заставил себя подняться, найти дверь и буквально вывалился в нее, стараясь не упасть возле дома колдуна.

Когда Егор очнулся, вокруг была непроглядная тьма, только где-то в стороне чуть мерцал огонек. Ощупав место вокруг себя, он сообразил, что лежит в траве. Голова болела, во всем теле была такая слабость, словно из него вытащили все кости, и он превратился в мягкую марионетку, не способную даже самостоятельно поднять руку. Он немного полежал, пытаясь прийти в себя, но в памяти его стали возникать страшные образы Неждана и его помощников, он сел и, чтобы помочь себе отогнать подползающие страхи, стал смотреть на огонек. Огонек был довольно странный: он то появлялся, то исчезал, то перемещался вдаль, то снова приближался. Вдруг Егору показалось, что он слышит тихое блеяние. Он замер, прислушиваясь. Блеяние повторилось. В этот момент из небесного мрака выглянула луна, осветив поляну и черный контур леса вдалеке, и мучительно вглядывавшийся в темноту Егор увидел что-то белое на том месте, где был огонек. Оно немного помаячило перед его глазами, мекнуло два раза и пропало, а вместо него снова появился огонь. Небольшое, словно от свечи, пламя слабо мерцало от ветра, потом погасло, а мимо Егора, отчетливо топая ножками, проскакал белый козленок. Мурашки уже готовились второй раз за ночь совершить пробежку по Егоровой спине, как вдруг их намерение пресекла неожиданно появившаяся в его голове мысль. Посвятив кучу времени поискам клада, Егор просто не мог не сообразить, что все, что он видел сейчас, настойчиво указывало ему место, где должны были быть зарыты сокровища.

Боясь дышать, читая про себя все известные ему молитвы, крестясь так отчаянно, что то и дело попадал себе пальцем в глаз и совершенно забыв про страх, Егор стал осторожно подкрадываться к огоньку. Приблизившись, он увидел стоявшую на камне свечку. Его даже в пот бросило от того, что его предположения оказывались верными.

Собравшись с духом, он встал, трижды перекрестил камень и прошептал: «Во имя Отца и Сына, мои гроши, твоя судина». Уж ритуалы-то, связанные с поиском кладов, он знал наизусть. Свечка вдруг стала таять, таять, и вскоре на камне осталось лишь маленькое пятнышко воска.

Егор, воодушевленный увиденным, почти без усилий сдвинул с места камень и принялся разгребать руками мягкую податливую землю. Лопаты у него, естественно, не было, да она и не понадобилась: земля была такая рыхлая, словно ее перекапывали пять минут назад, да и Егор вошел в такой азарт, что, если бы понадобилось, вгрызся бы в землю зубами, но не отступился. Кроме того, долго копать не пришлось, он углубился не более, чем на локоть, как рука его коснулась чего-то твердого, и вскоре он с замиранием сердца выволок на поверхность большой ушат.