Наряду с религией и алкоголем табак был признан потенциально опасным для таитян, что кажется удивительным. Если опасность алкоголя для аборигенов была подтверждена документально, то табак употреблялся во всех племенах, в которые его занесли европейцы, без каких-либо явных последствий для здоровья.
Возражение против приобщения чужих народов к курению относилось в основном к области нравственности. Впервые европейцы готовы были сравнить достоинства своей социальной модели с теми, что имелись у других народов. Впервые они откликнулись на простодушие иначе, чем превосходством огневой мощи.
Но просвещение, увы, в Европе еще не господствовало. Большинство европейцев опиралось на христианскую мораль, которая сочла таитянскую свободную любовь прелюбодеянием и осудила практику удушения нежелательных детей как убийство. Даже французы, для которых понятие «благородного дикаря» было полезной аллегорией для возможностей нерелигиозного общества, довольно быстро охладели к югу Тихого океана и его обитателям. «Я попытался возбудить в них любопытство, — писал французский лейтенант Жюлиан Крозе, которого впоследствии убили и съели в Новой Зеландии, — чтобы изучить чувства, которые могли быть разбужены в их душах, но не нашел у этих детей природы ничего, кроме дурных склонностей». В этих высказываниях лейтенанта Крозе о жителях земного рая отражены настроения, преобладавшие во Франции, население которой голодало и находилось на грани революции. Сообщения о кокосовых орехах и собачьих пирах стали обычным делом, и жители Новой Цитеры (так Бугенвилль назвал остров Таити), которые по-прежнему танцевали с привычным для них бесстыдством или сидели под живописными пальмами, окруженные сломанными трубками и пустыми бутылками, не вызывали уже былого интереса. Англичане тоже устали от заморских чудес. Какими бы красивыми и сладострастными ни были таитянки и их соплеменники, они по-прежнему оставались людоедами, которые душили своих детей, ели собак и приносили людей в жертву. В Лондоне Бэнкса осмеяли за его общение с дикарями, и к тому же доктор Джонсон поставил под сомнение научную правомерность миссии Бэнкса. Какой было смысл привозить из путешествия по всему миру насекомых, если в Англии и своих хватает? Идиллия южных морей окончательно рухнула, когда поняли, сколь она опасна для морали девушек-христианок.
В атмосфере общего разочарования во всем первобытном, открытие Куком Ботани-Бей в Новой Голландии (так раньше называлась Австралия в честь голландцев, побывавших в XVII столетии на се западном побережье) немедленно было с пользой освоено. Английские тюрьмы были переполнены, американские колонии бунтовали и в качестве каторги более не годились. А Новая Голландия нуждалась в гражданах, приток которых быстро организовали из каторжников.
Новую Голландию рассматривали как необитаемую территорию, пригодную для любого использования. Ее аборигены производили жалкое впечатление и не выдерживали никакого сравнения с беззаботными и свободолюбивыми таитянами. Даже Кук, самый опытный путешественник своего времени, не мог их понять: «Они могли кому-то показаться самыми несчастными людьми на земле, но были гораздо счастливее нас с вами, хотя они совершенно не знакомы с теми удобствами, которые ценят в Европе». Попытки Кука организовать здесь торговлю, да и просто установить с аборигенами контакт, чаще всего кончались ничем. Во-первых, у аборигенов ничего не было, во-вторых, им совершенно ничего не было нужно: «Они с полным безразличием относились ко всему тому, что мы им давали, и не желали расставаться с тем, что у них было».
Бэнкс размышлял в том же духе и предвидел вред, который могут принести контакты с европейцами:
Этому счастливому народу, довольствующемуся почти ничем... Глядя на них, понимаешь, как мало в действительности надо человеку, а мы. европейцы. раздули наши потребности до таких излишеств, которые, конечно же, показались бы этим людям невероятными, если бы им обо всем рассказали. Мы не в силах прекратить преумножать их до тех пор, пока предметы роскоши продолжают создаваться, а богатство остается главной целью. Как только предметы роскоши превратятся в предметы необходимости, мы станем свидетелями всеобщего употребления крепких спиртных напитков, табака... и. д. и т.п.
«Сириус», первый английский корабль с каторжниками, прибыл в Ботани-Бей в 1787 году. Поселение, названное Порт Джэксон, появилось рядом с гаванью. Каторжники, их охранники и небольшая группа поселенцев собирались что-нибудь создать на своей новой земле. Попытки обрести самостоятельность напоминали опыт вирджинских колонистов почти двухсотлетней давности. У поселенцев пал скот, не уродился хлеб, им грозил голод. Сдержанность аборигенов приводила англичан в ярость и. чтобы установить хоть какой-нибудь контакт, их даже похищали. В число их жертв попал Беннелонг, на месте погребального костра которого ныне стоит Сиднейский театр оперы. Но и этот незначительный контакт оказался для аборигенов фатальным: их начала косить оспа. На втором году существования поселения Порт Джэксон они стали там появляться, выпрашивая продовольствие и табак. В 1791 году сюда прибыло десять судов с каторжниками, доставивших 1865 заключенных мужчин и сотню проституток. Поселение вставало на ноги. В том же году (еще одна параллель с Джеймстауном) колонисты собрали первый приличный урожай табака. Они принялись исследовать земли вокруг себя, которые Великобритания объявила своей собственностью. Обширные пустынные территории требовали знания окрестностей, где обитали аборигены, сумевшие выжить на этой суровой и неплодородной земле. Контакт с ними наконец-то с помощью алкоголя и табака был установлен. Табу на европейский табак было снято, но в поставках его аборигенам исчезло четкое регулирование. Из средства связи с божественным заменителем продовольствия табак превратился в удовольствие, доступное подросткам и даже женщинам. Привилегия взрослых и воинов превратилась в несчастье — в наркотическую зависимость.
Тем временем Лондонское миссионерское общество решило, что гораздо важнее спасать таитян от дьявола, чем от европейцев и их вредных привычек. В 1795 году судно под названием «Дафф» отправилось к таитянам для того, чтобы лишить удовольствий, мешавших им приобщиться к удовольствиям новым.
Кук предостерегал белых людей от общения с «благородными дикарями», и Лондонское миссионерское общество приняло его строну. Свободная любовь была объявлена вне закона, христианские запреты неукоснительно проводились в жизнь, табак, не считая его использования самоотверженными миссионерами, запрещался, короче говоря, европейское разложение Океании было завершено.
Между тем теории эпохи Просвещения приносили сладкие плоды в американских колониях Великобритании, жители которых с 1750-х годов стали проявлять активный интерес к международным делам и даже играть в них определенную роль. Например, молодой американец Джордж Вашингтон начал Семилетнюю войну (1756-1763), первый по-настоящему мировой конфликт, в который оказались вовлечены все сверхдержавы того времени. Сражения этой войны велись на четырех континентах. Вашингтон, подполковник милиции штата Вирджиния, убил нескольких французов, которые строили форт в пустынной местности, ныне близ Питсбурга. В результате последующего дипломатического конфликта Франция объявила шину Великобритании, которая в свою очередь объявляла войну Испании, и так далее. Как заметил Хорас Уолпол, «залп, произведенный молодым вирджинцем в американской глуши, воспламенил весь мир».