Bandoleros, как звали этих людей, использовали свою прямую кишку для контрабанды табака. Они пробирались по грудь в воде, сгружая вирджинский табак, который расходился потом по всему Пиренейскому полуострову. Их подвиги прославлялись в песнях и стихах; когда кто-то из них совершал какой-нибудь доблестный или жестокий поступок, он получал прозвище. Например, Хосе Марию прозвали «Эль-Темпранилло», «ранний», за его привычку заниматься контрабандой ранним утром, Луиса Муньоса Гарсия — «Бисквит». Bandoleros, объединявшиеся против французов, брали себе такие коллективные прозвища, как «Los Siete Ninos de Ecija», «Семь сыновей Исайи» (впоследствии они прославились тем, что перехватили груз сигар и сокровищ, посланных в подарок королю Фердинанду VII с Кубы). Bandoleros гордились тем, что презирали голод и холод, зато ценили вино, женщин, поэзию и табак — вещи, необходимые настоящему мужчине для поддержки его патриотизма и алчности.
Их театром действия были обширные равнины, покрытые вереском пустоши, леса и зубчатые горы. Эти джентльмены горных цепей во многом оказались зачинателями новой философии курения. Современные курильщики сигар обязаны bandoleros неизменной ассоциацией табака с мужественностью.
У bandoleros в моде быта усы, а также патронташи, которыми они перевязывали крест-накрест грудь, длинный плащ, кожаные сапоги и шляпа с широкими полями. Словно демоны, носились они на полудиких андалузских жеребцах, которые слушались только своих хозяев.
Bandoleros противостояли французам вместе с британскими экспедиционными силами, которых прислали в Испанию в 1808 году после неожиданного союза этих стран. Началось с неудачи — со смерти командующего сэра Джона Мура, которого убили при осаде Виго и с почестями похоронили. Его сменил Артур Уэллсли, чей боевой опыт в Индии не помог ему в Уайтхолле, где его с иронией называли «Генерал сипай». Уэллсли недоставало светского лоска, восполняемого его тактический навыками. Свою армию, которая помародерствовала в Виго, сожгла и разграбила Коруну, потерпела ряд поражений от генералов Наполеона с 1808 по 1814 год, он называл не иначе, как «подонки». Напряжение сражений заставляло его солдат и офицеров обращаться к своему безотказному святому заступнику — табаку.
В начале кампании курение было больше распространено среди французов, близость которых, по словам англичан, можно было определить по «запаху табака и лука». Однако в дальнейшем английские солдаты и офицеры стали такими же горячими приверженцами курения, как и их противник. Отряды Уэллсли страдали от недоедания, а полезность табака как средства притупления голода отчасти объясняет его популярность. Отрывок из солдатского дневника показывает, как с помощью курения английские войска боролись с неблагоприятными условиями: «Погода скверная, изнурительная. Зима быстро приближается. Каждую ночь мы разжигаем большие костры и одурманиваем себя бренди и табаком».
Британские отряды получали табак в основном от своих испанских союзников в виде сигар, которые были удобнее на марше и в сражениях, чем традиционные глиняные трубки. Кроме того, табак доставляли на кораблях из Англии вместе с прочей провизией и на мулах везли на фронт. Военный гений Уэллсли одними сражениями не ограничивался: это был выдающийся организатор, и его отряды, хотя порой и недоедали, не испытывали такого сильного голода, как солдаты французской армии. Во время перемирия отношения между противниками были дружественные, и англичане нередко меняли свои запасы табака на бренди: «В настоящий момент, да и почти все время, что мы находимся здесь, общение между французами и нами очень дружественное», — писал английский офицер Эдвард Костелло, находившийся в районе Торрес Ведрас.
Табак был в большой цене: бывало, мы носили его к ним и меняли на бренди. Их «подъем» был сигналом сбора не только для них, но и для нас. и хотя капитан редко выстраивал нас по сигналу «подъем», тыл нашей армии был всегда вооружен и готов к нападению. Капитан знал своих клиентов: игривые, как ягнята, мы были готовы к прыжку, как леопарды.
Леопарды одержали победу. Французов прогнали из Испании, после чего им пришлось воевать на собственной земле. Британская победа на Иберийском полуострове совпала с поражением Наполеона в России, где он потерял 490 000 из 500 000 солдат своей Великой армии. Наполеон отреагировал на катастрофу импровизацией: «Ничего особенного... все дело в климате, и только. От великого до смешного — всего один шаг... Я призову к ружью 300 000 солдат». Но прежде чем Наполеон сделал это, его сослали на остров Эльба, и предводители русско-прусско-австрийского союза, победившего «корсиканского бандита», собрались в Лондоне, чтобы отпраздновать это событие. Как следствие, в Великобритании во всех слоях общества возродилось курение, но если бедняки этой привычки и не оставляли, то богатые ее возобновили. Помимо примера, который давали вернувшиеся английские офицеры, на общество влияли посещения таких высокопоставленных лиц, как прусский генерал-фельдмаршал Блюхер, князь Вальштаттский, заядлый курильщик, которого редко можно было увидеть без любимой двухфутовой трубки, свешивающейся из его рта до самого живота.
До Пиренейской войны нюханье табака оставалось на уровне, которого оно достигло в XVIII столетии, как самая распространенная английская табачная привычка. На многолюдных встречах власть имущих она исполняла полезную социальную функцию заменителя речи. Манера нюхнуть щепотку табака превращалась в мимическое отображение эмоций нюхальщика, проявлять которые считалось тогда неприличным. Популярность нюханья табака пережила изрядные колебания при королевском дворе, где безумие Георга III прогрессировало до такой степени, что даже по стандартам того времени ему нельзя было появляться на публике. Георга держали взаперти, а его конституционные обязанности передали принцу Уэльскому по прозвищу «Принни», толстяку-распутнику, грузная фигура которого вызывала иронические комментарии его подданных, включая сходство титула Принца (of Wales) с названием морского млекопитающего (whale).
В период регентства Принни в британском обществе произошла революция, хотя и совершенно иная, чем на континенте, в ходе которой все ограничения, которые «старый порядок» накладывал на нюхание табака, были отвергнуты. Вождем этой революции был Джордж Брайен Браммель по прозвищу Красавчик, о котором говорили, что оп «самозабвенно посвятил себя одной-единственной цели: носить одежду с пониманием и изяществом: если другие одевались, чтобы жить, то он жил, чтобы одеваться». Красавчик Браммель был английским вариантом Казановы, разве что домогался он своим обаянием не женщин, а мужчин. Во многом известность Красавчика проистекала из его исключительной преданности личной гигиене, которая поражала его современников, хотя в наше время едва ли показалась бы чрезмерной. Красавчик ежедневно мылся, каждый день менял одежду, регулярно стригся, придерживался диеты и ради стройной фигуры делал физические упражнения. Он вызвал сенсацию при королевском дворе, где никогда прежде не видели такого опрятного человека и где уже к тридцати годам люди нередко переставав следить за своей внешностью. Революция Красавчика Браммеля коснулась мужской одежды, париков, воротников, украшений и брюк, отменила моду, около двухсот лет существовавшую при дворах коронованных особ и стала предшественником современной одежды. Новшествам Браммеля отчасти помог налог на пудру для волос, что привело к отказу от париков и к демонстративной сгрижке в Палате общин. Короткие волосы вполне соответствовали новому облику Красавчика: темный строгий фрак, безупречно белый воротничок, длинные брюки со штрипками, продетыми под каблуками ботинок из черной кожи. Браммель придерживался минимализма: простота линий, качественный материал, идеальный покрой. У новой моды были свои недостатки: «денди», как называли последователей Браммеля, порой до крови ранили себе уши о накрахмаленный воротничок, когда поворачивали голову в сторону. Сосредоточенный на чистоте Красавчик стал по-особому нюхать табак. И его привязанности к табаку и жеманной манере нюхать широко подражали. Лондонцы стали такими же модными, как парижане, по словам Казановы, пятьдесят лет тому назад. Любимый сорт Браммеля — «Мартиника», легкая смесь без запаха — продавался в самом старом и дорогом магазине нюхательного табака в Лондоне «Фрибург и Трейер», основанном в 1720 году. Красавчик приобщил Принни, Принца Уэльского, к нюханью табака, и тот стал покровительствовать фирме «Фрибург и Трейер» (первое королевское одобрение табачного изделия), о чем она сообщала на этикетках.