Впрочем, одно нас с Арджуном уравнивало в глазах темных шовинистов — нас обоих пожелал видеть в гостях аж целый Филипп Маруа, чей авторитет, кажется, был попросту огромен. По крайней мере, для тех, кого павлин приглашал в свой дом.
Мои ноги сперва гудели, после начали уже ныть. К несчастью, после тяжелого рабочего дня ноги отекают с гарантией, и любые туфли, даже самые удобные на земле, постепенно становятся сущим наказанием и форменной пыткой. Но приходится улыбаться и щебетать, в попытках очаровать всех и каждого. Мама неплохо меня вымуштровала, готовя к насыщенной и временами сложной жизни светской дамы, так что шанс ударить в грязь лицом был чрезвычайно мал.
— Выпейте шампанского, мадемуазель, — раздался прямо за моей спиной голос Маруа.
Произошло это настолько неожиданно, что я чуть не упала прямо с высоты собственных каблуков. Под руку меня к тому времени уже никто не поддерживал, так что шансы были, но хозяин дома ловко поддержал одной рукой, а после вложил мне в руки бокал.
— Благодарю вас, месье Маруа, — улыбнулась я и сделала глоток. На самом деле, напиток пришелся как нельзя кстати: в горле так точно пересохло.
— Такие мелочи, право слово, мадемуазель Стоцци. Не согласитесь ли присесть со мной и побеседовать? — осведомился как будто между прочим дипломат.
Я понятия не имела, о чем же мы с Маруа вообще можем беседовать, но согласилась с готовностью и радостью. Ноги просто отваливались и предложение присесть я восприняла с искренним восторгом.
После приземления на диван, павлин не спешил завязывать беседу, только поглядывал с хитрецой, а после жестом подозвал одного из официантов и что-то шепнул ему на ухо. Через минуту, не больше, рядом с нами водрузили чайный столик, на который набросили сверху скатерть. Смысла в этих приготовлениях я не увидела вообще никакого, вот только, как оказалось, он был.
Маруа тихо произнес:
— Снимайте.
Я захлопала глазами, совершенно не понимая, о чем речь.
— О чем вы, месье Маруа? — спросила я, морально готовясь вообще ко всему.
Павлин закатил глаза, явно сетуя на мою недогадливость.
— Туфли снимайте, мадемуазель Стоцци. Теперь никто не увидит, если вы посидите босиком. Наверняка же они сейчас причиняют вам неудобство.
Неудобство? Да тут же речь шла о сильной боли, но…
— По мне что, заметно?! — искренне ужаснулась я. Как же неловко…
Галатиец тихо рассмеялся и подманил официанта с подносом. Так я получила еще один бокал шампанского взамен опустевшего. Подумала было, что меня пытаются споить, но Маруа и сам не побрезговал немного выпить.
— У вас ноги отекли, вот это заметно, — пояснил с легкой снисходительностью Филипп Маруа. — А держались вы с необыкновенным достоинством, мадемуазель Стоцци, можете не сомневаться, все просто очарованы. Но не нужно мучить себя, моя дорогая, месье Бхатия отлично справится без вас, а вы, если не возражаете, скрасите мой вечер приятной беседой.
Я едва не подавилась шампанским после таких вот слов. То есть павлин проникся моими муками и попытался их облегчить.
— Но разве у вас нет другой дамы, которой следует оказать внимание сегодня? — уточнила я, совершенно опешив. Такая забота скорее пугала, чем радовала, поскольку у Маруа не было причин проявлять по отношению ко мне доброту, значит, мужчина зачем-то пытается подольстится с далеко идущими планами.
— Нет, — покачал головой галатиец, чуть придвинувшись ко мне. — И я подумал, что этой дамой вполне можете стать вы. Надеюсь, вы не откажете мне в такой милости.
Запах роз окутал меня саваном, даже как будто в голове помутилось. Или это из-за шампанского?.. Точно из-за алкоголя, иначе с чего бы я в итоге выдала:
— Не откажу.
Брякнула — и сама ужаснулась так некстати проклюнувшейся покладистости.
— Я премного благодарен вам, мадемуазель Стоцци, за то, что не бросили меня. Хотя совершенно не понимаю при этом, зачем вы приехали, если настолько утомились? — мягко и вкрадчиво продолжал Маруа, при этом беря меня за руку.
Обычно я плохо переносила, когда ко мне прикасались посторонние, да и вообще неохотно пускала в свое личное пространство, но пришлось сцепить зубы и терпеть. Потому что я в доме этого человека… и потому что я босиком, а засунуть действительно опухшие ступни в туфли было равносильно смерти.
— Вам неприятно, мадемуазель Стоцци? — видимо, что-то такое прочел по моему лицу Маруа и руку мою все-таки отпустил.