— Я, конечно, рассчитывал на нечто большее, — улыбнулся Антон, кинув обертку в кучку. — Ну да ладно. Лучше скажите, с чего это вы решили, что она будет мне помогать? Как добились того, что она стала верить, будто я единственный, кто способен ее защитить?
— Это было нетрудно. Во-первых, она легко убеждаема, особенно если считает тех, кто говорит, своими друзьями. Мы сказали, что видели, как демоны бегут от вас, что они боятся, и она поверила нам. А во-вторых, Би видел это.
— Видел что?
— Что она спасет вас. Что она уничтожит Майкла, — сказал Эн. — С этого видения все и началось. Мы поняли, что нашли способ избавиться от него и сделали все, чтобы ничто не помешало этому сбыться. Будущее так хрупко, Антон Владимирович, один неверный шаг, и оно меняется безвозвратно…
— И вся эта сложная схема была для того, чтобы этого шага не произошло.
— Да, все так.
— Я от вас балдею! — Тоша потянулся и встал. — Замутить такое дело! Да еще и умудриться меня во все это втянуть! При том, что я так ленив…
Он поглядел на всех поочередно.
— А что вы сделали с Кири, Антон Владимирович? — спросил Эн.
— Волнуетесь, что такая полезная девочка от вас уплыла?
— Мы были друзьями, мне неприятна мысль, что вы и ее устранили, как нечто, что вам мешало.
— Я отправил ее далеко-далеко. Туда, где будет кому за ней приглядеть, — сказал Тоша.
— Далеко?
— Да, так, что вам никогда не найти.
Безразличное лицо Эн окрасилось досадой, но одно лишь на мгновение. Через секунду на Антона вновь глядел знакомый беспристрастный, надменно-холодный взгляд. За долгие годы удивительной жизни он научился фантастически реалистично скрывать свои эмоции.
— И что же это за личность, что стала ее опекуном?
— А я о ней и сам ничего не знаю толком, — бросил Домов, улыбнувшись.
— Что ж… вы и правда сделали все, чтобы никто больше не мешал, верно? Неужели то бесполезное одинокое существование так дорого для вас?
— Ага.
Эн задумался ненадолго. В тишине было слышно сдавленное дыхание братьев Соколовых. И все-таки утверждение, гласившее, что единственное желание человека — бездейственное отшельничество, звучало совершенно неправдоподобно. Каждый хочет чего-то добиться. У каждого есть то, что заставляет его идти вперед. В любом случае за свою некороткую жизнь близнецы никогда не слышали о чем-то, добровольно заставлявшем превращать себя в нелюдимого сыча. И для этого нужен повод. И это происходит неспроста… Возможно, все дело в том, что он просто пока не нашел свое место в этом мире, занимая чужие, или же те, что ему указывали, насаждали, принуждали занимать.
— Послушайте, Майкл строил порядок, в котором нам отводилась незавидное положение, Антон Владимирович, — сказал Эн, и голос его по-прежнему звучал удручающе. — Мы хотим сделать все иначе. Теперь, когда нет никого, кто мог бы помешать нам, наш план будет выполнен без труда. Вы понимаете, Антон Владимирович?
Домов не ответил.
— Больше нам не потребуется выполнять ничьих приказов, никто и никогда не сможет противодействовать нам. Люди слишком немощны для этого. Они созданы для того, чтобы ими управлять! Властвовать над ними. Вы должны понять, насколько все будет иначе, и, разумеется, захотите помочь нам…
— Помочь? — Тоша усмехнулся.
Он схватил еще одну конфетку, положив ее в карман джинсов, и пристально поглядел на Эн.
— Разве я говорил, что меня интересует мировое господство? — спросил он насмешливо.
— Но… — попытался вставить Эн, однако Домов прервал его.
— Я объяснял сотню раз — единственное, чего я хочу, это покой, почему в это так сложно поверить?
— Что же вы будете делать, когда получите его?
— Да ничего! — воскликнул Домов. — В том-то все и дело! Лишь то, что сам пожелаю…
— Но откуда вы найдете средства, чтобы так существовать?
— Откуда? — он задумался. — Я не знаю… Может быть, ограблю банк, а может, просто свалю куда-нибудь далеко, у меня еще есть немного денег, и буду там в одиночестве пасти овец.
— Пасти овец?! — скривился Эн. — Вы чадо семи судей!
— А им что — запрещается пасти овец?
Эн шумно выдохнул. Иногда у этого мальчика появлялось совсем недетское выражение лица. Что было в принципе неудивительно, зная, сколько на самом деле им лет. Похоже, что одна только мысль о том, что избранные существа — а он именно так и считал, будьте уверены! — могут так бездарно растрачивать свои силы, бесила его безмерно. Он уготавливал им иную судьбу. Великую. Удивительную. И верил, что рано или поздно до каждого дойдет правильность такого пути. Даже до такого лентяя без амбиций и гордости, что сидел сейчас перед ним.